Основы лингвистического когнитивизма (стр. 1 )

РАЗДЕЛ I. ОСНОВЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО КОГНИТИВИЗМА

ЛЕКЦИЯ 1. КОГНИТИВИЗМ В ПАРАДИГМЕ СОВРЕМЕННОГО ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ: НАУКА О ЯЗЫКЕ В НАЧАЛЕ III ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

ПЛАН

1. Настоящее и будущее современной лингвистики

2. Общий принцип современной лингвистики

3.Когнитивизм как пересечение проблематики «язык и мир», «язык и человек»

1

НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ СОВРЕМЕННОЙ ЛИНВГИСТИКИ. На протяжении XX в., ближе к его концу, лингвистика выходит на новые рубежи, из второстепенной описательной науки она постепенно превращается в науку об общих закономерностях бытия человека в мире, что связано с изменением общей научной и культурной парадигмы нашего времени –– от метрии к информации.

Безусловно, в XX веке общественное внимание в первую очередь было сосре­доточено на естественных науках. Этому способствуют как относительная простота познаваемого объекта — физического мира — в сравнении с миром духовным, так и следующий за успехами естественных наук колоссальный технический прогресс, создающий комфортную среду обитания и освобождающий человека от рутинно­го труда. Однако чем выше стандарт материальных благ, тем больше досуга у че­ловека для интереса к самому себе. Основные проблемы у него уже не с окружа­ющим его миром вещей, а с миром духа, обустройство которого становится для него приоритетным. Поэтому неизбежно, рано или поздно, должно произойти пе­ремещение центра тяжести с естественных наук на науки о человеке. В кругу этих наук лингвистика, изучающая средостение человеческой сути — язык, занимает совершенно особое место. Действительно, язык формирует и организует в значи­тельной мере рациональную, психическую и социальную сферы человека, он за­крепляет и предопределяет его «наивную картину мира», его поведенческие стерео­типы. Иными словами, «познай язык, и ты познаешь того, кто на нем говорит». Таким образом, в гуманитарном цикле наук лингвистике принадлежит весьма прес­тижное место.

Однако утверждение, что язык является одной из важнейших характеристик homo sapiens, будучи высшим проявлением его духа, — еще далеко не исчерпывает его специфики. Язык в то же время есть наиболее совершенный объект матери­альной природы, и изучение его сближает лингвистику с многими из естествен­ных наук. Коль скоро это так, то нет сомнения, что настанет время, когда лингвисти­ка займет по праву принадлежащее ей место б «научной иерархии» и перейдет в общественном сознании из числа «второстепенных» в разряд «главных, престиж­ных» наук.

Лингвистику XX века можно кратко охарактеризовать как КАК-лингвистику. Ее основные достижения суть ответы на вопрос «Как устроен язык (или тот или иной его элемент)» или даже скромнее: «Как может быть проанализирован тот или иной языковой элемент/класс элементов, т. е. как он может быть системно соотнесен с другими языковыми элементами /классами элементов». Долгое время доминировал взгляд, что содержание лингвистического исследования должно обеспечивать не­противоречивую классификацию соответствующих языковых элементов и предо­ставлять процедуру приписывания нужных классифицирующих характеристик язы­ковым элементам. КАК-лингвистика в основном опирается на таксономическую идеологию, исходящую из принципа классификации как ведущего способа описа­ния внешнего мира.

В настоящее время лингвистика вплотную подходит к рубежу, когда автоном­ный описательный подход себя изживает. Лингвистика начинает оперировать довольно сложными, комплексными языковыми объектами (такими как дискурс), разложимость которых на жесткие, однозначно выделимые составляющие представляется еще более про­блематичной. Устройство языковых объ­ектов таково, что их невозможно правильно выделить, проанализировать и в ко­нечном итоге описать безотносительно к их функциональной природе. Исходя из это­го, естественно ожидать, что на смену КАК-лингвистике придет ЗАЧЕМ/ПОЧЕ-МУ-лингвистика, в основе которой будет лежать примат объяснения (см. подробнее [Кибрик 1989], [Николаева 1995: 381]). Для ЗАЧЕМ/ПОЧЕМУ-лингвистики языковые объекты существуют не сами по себе как автономные семиотические сущности, а как инструменты, имеющие функциональное предназначение в процессах языко­вой деятельности. При таком взгляде на языковые объекты многие их свойства мо­гут предстать в совершенно ином виде, чем это диктует КАК-подход.

Традиционная лингвистика (включая в нее практически всю современную) исходит из презумпции дискретности языковых единиц и опирается на аристотелевскую ло­гику формирования понятий. Несоответствие такого способа описания описывае­мому объекту становится все более очевидным. Несмотря на то что было затрачено множество усилий на определение основных, базовых языковых объектов, адекватное описание которых надобно иметь в первую очередь (таких, как диалект vs. язык, часть слова vs. слово vs. словосочетание, значение слова, предложение vs. часть предложения, словоизмене­ние vs. словообразование, подлежащее vs. сказуемое, тема vs. рема), успехи в этом от­ношении довольно скромные. Думается, что причина дефиниционных неудач со­стоит не в том, что за это дело брались недостаточно мудрые исследователи, а в са­мой постановке задачи. В процессе ее решения накоплено огромное количество кон­фликтующих данных, демострирующих невозможность адекватного определения основных языковых объектов стандартными дискретными средствами. Поэтому в последнее время стали разрабатываться способы описания лингвистических объек­тов, допускающие их недискретный (континуальный) характер: многофакторные определения, иерархии, прототипы, размытые множества. Недискретный, объяснительный метод до неузнаваемости изменит лингвистиче­скую науку и ее менталитет, и многое из того, что ныне представляется незыблемым и окончательным, приобретет новое содержание и получит новую интерпретацию.

На смену тенденции к специализации идет тенденция к инте­грации, обобщению представлений о языке с локальных точек зрения. Многие современные лингвистические дисциплины различа­ются лишь перспективой (выделенностью того или иного аспекта, той или иной ха­рактеристики объекта), а не объектом как таковым. Так, временными представля­ются такие разграничения, как: синхрония vs. диахрония; общая теория языка vs. типология vs. когнитивная лингвистика vs. психолингвистика vs. социолингвистика. Синхрония и диахрония суть две условные перспективы рассмотрения одного и то­го же объекта, и объединение их позволит снять многие из накопившихся в теории антиномий. В частности, эволюционный подход ускоряет принятие недискретного взгляда на язык (всякое мгновенное состояние языка есть стадия перехода из одного состояния в другое, а этот переход непрерывен). Когнитивная лингвистика, одна из основных точек роста современной лингвистики, есть, по су­ществу, лишь новая парадигма общей теории языка, и она должна быть объединена в дальнейшем с психолингвистикой и социолингвистикой.

Лингвистика традиционно поддерживает связи со многими науками, в различной степени используя концепты, терминологию и методологию наук естественных (та­ких как математика, кибернетика, теория информации, искусственный интеллект,

Можно ожидать, что связи с некоторыми из смежных наук (я имею в виду в первую очередь математику и психологию) будут постепенно из однонаправленных (импорт понятий, методов, способа мышления) становиться обратимыми (совмест­ная разработка новых «незанятых территорий»).

2

ОБЩИЙ ПРИНЦИП СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКИ. Общим методологическим принципом современной лингвистики является установка на отказ от позитивизма и примата дескриптивизма, междисциплинарный характер на основе антропоцентрического принципа и философская ориентация. Общий тезис XX в. таков: «Философия становится лингвистической, а лингвистика становится философской». Очень удачно интерпретировал положение о взаимном обогащении метанауки наук –– философии и традиционной описательной науки –– лингвистики –– Дж. Р. Серль. «Важно различать философию языка и лингвистическую философию. Лингвистическая философия складывается из попыток решить философские проблемы путем анализа значений слов естественных языков и логических отношений между словами. Такой анализ мож­но использовать при обсуждении традиционных вопросов философии, например проблем детерминизма, скептицизма или каузации, впро­чем, можно, специально не обращаясь к традиционным философским проблемам, изучать понятия как отдельные и интересные объекты ис­следования, как способ проникнуть в мир, строя классификации и про­водя отождествления и различения в языке, которым мы пользуемся для характеристики и описания мира. Философия языка складывается из попыток проанализировать самые общие языковые единицы и отно­шения, такие как значение, референция, истина, верификация, речевой акт или логическая необходимость.

Если «философия языка» — это название объекта изучения, за­головок темы внутри философии, то «лингвистическая философия» — это, в первую очередь, название философского метода. Однако метод и объект очень тесно связаны. Философия языка и лингвистическая философия связаны тесно не только потому, что к некоторым пробле­мам философии языка можно с успехом подойти, применяя методы и приемы лингвистической философии (речь идет, например, о таких проблемах, как природа истины, которую, по крайней мере частично, можно представлять как серию вопросов, относящихся к анализу поня­тия «истинный»), но и потому — а это гораздо важнее, — что методы, которыми пользуются лингвистические философы в своих исследовани­ях языка, в очень сильной степени зависят от их философских взглядов на язык, то есть от их философии языка. Именно по этой причине, помимо всех остальных, при самом широком рас­пространении в XX веке аналитической философии, философия языка заняла одно из центральных мест (некоторые, быть может, даже сказали бы, главенствующее место) во всей философии в целом. Большинство влиятельных философов XX века, и среди них такие имена, как Рассел, Витгенштейн, Карнап, Куайн, Остин и Стросон, все в той или иной Степени, являются философами языка».

3

ЯЗЫК И МИР, ЯЗЫК И СОЗНАНИЕ. Характерные для зарубежной лингвистики проблемы языка и мира связаны с аналитической философией, теорией референции и логическим анализом языка. Общую направленность в решении этих проблем афористично и емко описывает : «Природа языка определяется двумя его основными функциями: коммуникативной и экспрессивной (функцией выражения мысли). Обе они реализуются одной структурой — суждением. Мышление на­чинается в лоне коммуникации; коммуникация невозможна без эле­ментов мышления. Суждение устанавливает связь между миром че­ловека и мышлением о мире. В нем соединены гетерогенные сущно­сти: субъект — представитель мира, предикат — представитель чело­века, той концептуальной системы, которая присутствует в его созна­нии. Задача субъекта — идентифицировать предмет речи, задача предиката — указать на те его признаки, которые релевантны для целей коммуникации. Обращение к элементарной логико-синтаксической структуре способно объяснить целую серию явлений, относящихся к природе языкового знака, грамматике и семантике, аксиологии и по­этике.

Наиболее существенное следствие из фундаментального разли­чия между субъектом и предикатом состоит в дуализме языкового знака — его способности к денотации (референции) и сигнификации. В субъектной позиции знак указывает на объект действительности, в предикатной — на компонент концептуальной системы. Этим функ­циям соответствуют два типа значения: идентифицирующее и преди­катное. Суждение, которое послужило для нас отправным пунктом, явля­ется центральной категорией логического рассуждения, но оно не стоит у его истоков. Приняв суждение за автономную структуру, ло­гика столкнулась с так называемым «истинностным провалом» (truth-value gap) — невозможностью дать истинностную оценку высказывани­ям о несуществующих объектах (кентаврах и единорогах, Венере и Марсе), имена которых имеют определенную референцию; ср. извест­ный пример Б. Рассела Нынешний король Франции лыс. Впрочем, кроме «провала», можно отметить также и положительный результат сосредоточенности логической мысли на суждениях. Им стала теория дескрипций, разработка которой была начата Б. Расселом ( Дескрипции. НЗЛ. Вып. XIII. Логика и лингвистика. М., 1982). Ис­тинностного провала можно избежать, если исходить не из автоном­ных суждений, а из структуры логического дискурса (текста). Суж­дению необходимо предшествует экзистенциальное высказывание, со­держащее утверждение о существовании объекта, области его бытова­ния и его принадлежности к тому или другому классу. Оно часто ос­тается имплицитным, но к нему всегда может быть поставлен вопрос. В классическом бытийном предложении экзистенциальное утвержде­ние соединено с таксономической характеристикой объекта, его включением в тот или иной класс. Сообщение о нынешнем короле Франции должно предваряться утверждением о том, что Франция — королевство и что его престол не пуст».

Однако это еще статичная модель мира, чью недостаточность чувствовал еще Витгенштейн. В последние десятилетия интерес философов, логиков, а затем и лингвистов переключился с предметно-пространственного аспекта ми­ра на его событийно-временные характеристики и соответствующие им концепты. Этот сдвиг был вызван изменением общей модели мира. Мир предстал не как «вещевой склад, на полках которого лежат рас­сортированные по классам предметы и признаки» [Кацнельсон 1972, 141], а как совокупность фактов ([Витгенштейн 1958, 31]; см. об этом [Арутюнова 1976, 22 и ел.]). Перестройка модели мира, как убеди­тельно показал , охватила естественные и гуманитар­ные науки, а также разные виды искусства, в том числе словесного [Степанов 1985, гл. IV]. Мир не только осмыслялся, но и ощущался прежде всего в его динамическом изменчивом аспекте, и это ощуще­ние пронизывает все: искусство, эстетические воззрения, язык науки.

Метафора стала инструментом не только художественного мышления, но и логики [там же, 182]. «Событийное» представление мира выдвинуло на первый план идею связей и отношений. Оно «характеризуется учетом всеобщей связи, "системности" в противопоставлении "атомизму"» [там же, 130]. Эта направленность исследовательской мысли не отменяла про­блемы сегментации потока происходящего и моделирования его типо­вых единиц. То, что происходит во времени, не может быть иденти­фицировано ни дейксисом, ни именем собственным. Оно может быть только обозначено. Онтология происходящего моделируется в виде системы концептов, реконструируемых по данным языка. Принято говорить о событиях, процессах, действиях, изменениях, фактах, призна­ках, свойствах, качествах, поступках и т. п.

Динамизм картины мира сочетается в лингвистике с влиянием на нее успехов творческих наук. Так возникают идеи лингвистического конструктивизма, языка как порождающего механизма, концепции порождающих грамматик (Н. Хомский).

Тема ЯЗЫК И КУЛЬТУРА, ЯЗЫК И ЧЕЛОВЕК посредством ключевого понятия «языковая концептуализация мира» выходят на объединяющую их всех проблему –– ЯЗЫК И СОЗНАНИЕ как СО-ЗНАНИЕ (совместное знание) и как ПО-ЗНАНИЕ как процесс, приводящий к ЗНАНИЮ, осуществляемый СОЗНАНИЕМ ЧЕЛОВЕКА. Это находит свое выражение в ведущей роли парадигмы когнитивизма.

ЯЗЫК И СОЗНАНИЕ/ПОЗНАНИЕ/ЗНАНИЕ. Чтобы обеспечить себе нормальное существование, человек должен обладать определенной совокупностью сведений об окружающем его мире и обязательно об объектах, включенных в разные типы его повседневной деятельности, а также о способах обращения с ними. Подавляющая мас­са знаний приходит к человеку через ословленные знания, т. е. через язык. К тому же язык вплетен во все, буквально все виды человеческой деятельности. Задача лингвиста состоит в том, чтобы определить меру воздействия и влияния на них языка. Для того чтобы осуществить это, надо выделить и охарактеризовать раз­ные типы деятельности языка с информацией—с ее обработкой, хранением, из­влечением из недр сознания и формированием новой, с ее фиксацией и обобще­нием; со всеми другими разновидностями операций над нею и т. п.

Рассматривая теоретические предпосылки когнитивной лингвистики, подчеркивает: «Мир не отображается, а интерпретируется—та­ков один из важнейших девизов когнитивизма. Постоянно акцентируется, что человек не просто воспринимает мир, но конструирует его». Комментируя эти положения, она заключает: «Мир и в самом деле не дан нам в непосредственной эмпирии; по этому поводу уместно сказать, что мы созидаем мир с помощью нашей психики» [Фрумкина1999:90]. Не вызывает никакого сомнения, что, изучая язык, мы можем восстановить лишь то, каким видит мир человек в «зеркале языка».

В изучении концептуализации и категоризации мира мы постоянно сталкива­емся с разными совокупностями концептов и разными наборами категорий, из чего следует, что способность создавать вариативные способы описания одного и того же—это неотъемлемое свойство языка, выходящее за рамки простой сино­нимии. Надо попытаться понять, чем это свойство обусловлено и к каким конк­ретно последствиям оно приводит. При этом возможность описать одно и то же явление по-разному (субъективно) совсем не означает, что в этом описа­нии не были установлены объективные характеристики описываемого и что мы так и не приблизились к пониманию истины. Интересы людей могут касаться разных сторон строения мира, в фокусе их внимания оказываются разные аспек­ты их бытия. Вполне естественно, что язык отражает эту способность человека видеть мир и осмыслять его в разных ипостасях и проявлениях. Как очень хорошо сказал Р. Келлер: «наша система концептов—это не зеркало мира, а зер­кало того, как мы с ним взаимодействуем» [Keller 1998:27]. По отношению к процес­сам номинации представляется особенно уместным использовать такое пред­ставление об осмыслении мира, которое можно охарактеризовать как его конст­руирование.

Термин «конструирование» (мира, ситуации, положения дел) был впервые предложен в когнитивной грамматике Р. Лангакра [Langacker 1987:487—488], который определил его как «отношение между говорящим (или слушающим) и некоторой ситуацией, которую он концептуализирует и портретирует». В созда­ваемом говорящим описании, по Лангакру, могут:

1—варьироваться та степень детализации, с которой изображается ситуация или объект, так, объект может быть назван красным или тёмно-красным или красным как кровь. Мы также можем выбросить вооб­ще из описания любые детали ситуации;

2—варьироваться и та степень точности, которая наблюдается при сличении ситуации с реальным положением дел: про время события можно сказать, что оно случилось около двух или в час сорок восемь и т. п.;

3—возбуждаться разные когнитивные модели (сценарии, фреймы и пр.), ас­социируемые с использованным словом: если применительно к описывае­мому лицу используется слово холостяк, мы должны предположить, что слу­шающему известны сведения о возрасте человека, о его отношении к бра­ку, хотя и можем предположить в то же время, что такая совокупность све­дений о холостяке у говорящего и слушающего не вполне одинакова;

4—использоваться слова или конструкции как в их переносных, так и в их прямых значениях: в первом случае одна ситуация изображается в терминах. другой;ср. его переполняла печаль и т. д.;

5—наконец, для описания происходящего может быть выбрана разная пер­спектива (ср. картина над диваном или диван под картиной).

Так, в когнитивной лингвистике формулируется центральное понятие –– когнитивная ситуация (модель ситуации), на основе которой как результат ее вербализации вводится понятие языковая репрезентация, или концепт. Основная модель, схема образования концепта или ситуации в целом –– метафоризация (концептуальная метафора Лакоффа и Джонсона).

ЛЕКЦИЯ 2. ИСТОРИКО-НАУЧНЫЕ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО КОГНИТИВИЗМА

ПЛАН

1. Истоки когнитивной лингвистики в истории науки о языке

2. Когнитивная лингвистика и феномен языкового знания

3. Когнитивная лингвистика и когнитивная наука

1

Когнитивная лингвистика – сравнительно молодое направление в науке о языке. Его зарождение связано с выходом лингвистов на новый уровень понимания сущности и функционирования языка в связи с познавательной активностью человека в мире («когноско» (лат.) – познавать); в связи с этим можно встретить дублетный термин – когитология. Сам термин «когнитивная наука» появился на Западе совсем недавно: в частности, в американской традиции он трактуется предельно широко – как «наука, оперирующая познавательными аспектами, связанными с человеческой способностью думать и говорить, объединяя в частности теорию познания, лингвистику, психологию и философию». Исходя из этого, когнитивная лингвистика отвечает общему антропологическому направлению в языкознании, характеризуясь интегральностью и междисциплинарностью.

Главная отличительная черта когнитивной лингвистики в ее современном виде заключается не в постулировании в рамках науки о языке нового предмета исследования и даже не во введении в исследовательский обиход нового инструментария и/или процедур, а в чисто методологическом изменении познавательных установок (эвристик). Возникновение когнитивной лингвистики – это один из эпизодов общего методологического сдвига, начавшегося в лингвистике с конца в 1950-х годов и сводящегося к снятию запрета на введение в рассмотрение «далеких от поверхности», недоступных непосредственному наблюдению теоретических (модельных) конструктов.

Составными частями этого фундаментального сдвига были возникновение генеративной грамматики Н. Хомского с ее понятием «глубинной структуры» (каковы бы ни были дальнейшие трансформации теории Хомского и сколь непростыми ни были бы ее отношения, в частности, к когнитивной лингвистике), бурное развитие лингвистической семантики, возникновение лингвистической прагматики, теории текста, а также современной теории грамматикализации с ее интересом к закономерностям поведения языковых единиц в реальном дискурсе. Во всех этих исследовательских начинаниях на первый план (хотя и по-разному) выходит идея объяснения языковых фактов, причем если в генеративной теории в качестве объяснения предлагаются прежде всего некоторые подлежащие открытию глубинные закономерности языковой способности человека (и в этом заключается главное отличие генеративизма от других программ объяснительного анализа языка), то другие объяснительные программы исходят из того, что языковые факты могут быть, по крайней мере отчасти, объяснены фактами неязыковой природы, притом необязательно наблюдаемыми.

1. Прежде всего, когнитивная лингвистика продолжает насчитывающую как минимум более столетия (о «психологизме в языкознании» говорят, вспоминая классиков 19 в. – , Г. Штейнталя, В. Вундта) историю непростых взаимоотношений науки о языке с наукой о человеческой психике. С тем, что функционирование языка опирается на какие-то психологические механизмы, никто никогда не спорил, однако взаимодействие лингвистов и психологов наталкивается на серьезные преграды: трудно найти две гуманитарных науки, различающиеся по своей методологии столь же сильно, как лингвистика, входящая в своего рода «семиотический цикл» дисциплин (к которому, кстати, принадлежит и математика), и тяготеющая к «физическому» циклу наук психология.

Лежащий в основе современной теоретической лингвистики экспериментальный подход, обоснованный в свое время и сводящийся к оценке правильности/приемлемости тех или иных языковых выражений на основании языковой интуиции, не имеет почти ничего общего (кроме самой идеи экспериментальной проверки гипотез) с психологическим экспериментом. Исследовательские принципы когнитивной грамматики фактически предстают как инверсия традиционной программы психолингвистики. Последняя представляет собой выяснение психологической реальности лингвистических гипотез, их психологическое обоснование; иначе говоря, это применение психологической методологии к лингвистической теории, т. е. психолингвистика, по крайней мере в методическом отношении, предстает как экспериментальная психология.

Когнитивная лингвистика устроена скорее противоположным образом: это выяснение лингвистической реальности психологических гипотез, их лингвистическое обоснование. Гипотезы могут заимствоваться из психологии (на которую в таком случае возлагается теоретическая ответственность) или же строиться непосредственно лингвистом (как это делал Чейф, подчеркивавший независимость его построений от психологических теорий памяти), но строятся они сугубо для объяснения лингвистических фактов, и критерием оценки психологических гипотез служит именно их адекватность фактам языка, т. е. языковой интуиции.

Дополнительной сложностью во взаимодействии лингвистики и психологии является распространенная точка зрения, в соответствии с которой объект предопределяет природу исследования, и любое исследование, так или иначе обращающееся к ментальным категориям, относится к сфере психологии. Для партнерства в таком случае просто не остается места. Результатом является то, что среди исследователей, имена которых достаточно устойчиво ассоциируются с когнитивной лингвистикой, людей с психологическим или хотя бы психолингвистическим прошлым мало (исключение составляют Э. Рош и отчасти Д. Слобин). При этом несомненно, что ряд психологических результатов оказал несомненное влияние на когнитивную лингвистику (например, идеи гештальт-психологии), но влияние это имело место постольку, поскольку данные результаты были восприняты и адаптированы лингвистами (прежде всего, Дж. Лакоффом).

2. Вторым источником когнитивной лингвистики является лингвистическая семантика. Именно из семантики пришли в когнитивную лингвистику наиболее яркие ее представители. Собственно говоря, когнитивную лингвистику можно определить как «сверхглубинную семантику» и рассматривать как совершенно естественное развитие семантических идей: попытку увидеть за категориями языковой семантики (прежде всего грамматической) некоторые более общие понятийные категории, которые естественно рассматривать как результат освоения мира человеческим познанием. В наиболее явном виде путь от лингвистической семантики к когнитивной грамматике представлен работами американских лингвистов Л. Талми и Р. Лангакера (Лэнекера). Например, Талми ввел в рассмотрение ряд концептуальных суперкатегорий, к которым могут быть сведены самые разнообразные грамматические явления. Так, для описания смысловых отношений в таких различных парах, как

(4)а. Мяч катился по траве

б. Мяч продолжал катиться по траве

(5)а. Она вежлива с ним

б. Она корректна с ним

(6) а. Ей пришлось сходить в театр

б. Ей удалось сходить в театр,

–– и еще множества других случаев им была предложена универсальная понятийная схема, названная «динамикой сил»: в этих парах предложений представлены различные реализации общей ситуации, компонентами которой являются агонист, могущий иметь тенденцию либо к сохранению исходного состояния, либо к его изменению, и противостоящий ему антагонист; в зависимости от баланса их сил изменение может происходить либо не происходить. Конкретные ситуации могут относиться к физическому (4), психологическому (5), социальному (6) взаимодействию и описываться множеством разнообразных языковых средств; Талми полагает, что когнитивно-семантическая категория динамики сил позволяет обобщить ряд традиционных грамматических категорий, в том числе модальность и каузацию. В примере (4а) агонист имеет тенденцию к изменению состояния (движению), и никакого антагониста в рассмотрение не вводится, тогда как в (4б) сообщается о том, что тенденция к движению оказывается сильнее противодействия антагониста (здесь силы трения). В (5а) об антагонисте тоже ничего не говорится, а вот в (5б) сообщается о том, что тенденция к изменению (желанию быть невежливой) успешно преодолена. В (6а) говорится о том, как была преодолена тенденция к покою, а в (6б) – о том, как взяла верх над какими-то обстоятельствами тенденция к изменению.

В плане методов здесь налицо непосредственная преемственность, если не тождество: представители когнитивной лингвистики практикуют именно лингвистический эксперимент в смысле , т. е. их исследования опираются на интроспекцию и суждения информанта, обычно самого исследователя, относительно приемлемости/неприемлемости тех или иных языковых форм – как можно и как нельзя сказать. Эмпирическим материалом являются авторские примеры (т. е. лингвистическая интуиция авторов), размеченные по степени их приемлемости (в частности, грамматичности). Например, у того же Талми возможность сказать Она оделась за 8 минут при невозможности *Она поспала за 8 мин является аргументом в пользу введения противопоставления ограниченных и неограниченных концептуальных сущностей в рамках понятийной категории конфигурационной структуры.

Естественная сосредоточенность когнитивной лингвистики на семантической проблематике и методологическая близость ее к лингвистической семантике объясняет стремление ряда авторов, особенно в России, говорить именно о когнитивной семантике, а не о когнитивной лингвистике или грамматике. Следует заметить, кроме того, что некоторые авторы в отечественной лингвистике (, , ) давно высказывались о возможности постулирования понятийных суперкатегорий.

Реально импульсы, под влиянием которых она возникла, к перечисленным не сводятся: свою роль сыграли данные лингвистической типологии и этнолингвистики, позволявшие лучше понимать, что в структуре языка универсально, и подталкивавшие к поиску внеязыковых причин универсалий и разнообразия (неслучайно Л. Талми является одновременно выдающимся типологом, Дж. Лакофф активно использовал материал австралийского языка дьирбал, отмеченного многими необычными особенностями, а П. Кэй, соавтор одного из наиболее фундаментальных этнолингвистических результатов последних десятилетий – книги Базовые названия цветов, написанной с Б. Берлином, в последние годы совместно с Ч. Филлмором строит когнитивную модель синтаксиса – конструкционную грамматику); наблюдения над когнитивными особенностями человеческой культуры; даже накопленные в сравнительно-историческом языкознании сведения об развитии значения слов (показательно, что такие специалисты по когнитивной лингвистике, как Е. Свитцер и Б. Хайне, активно занимались исторической лингвистикой). Наконец, в чисто внешнем плане известную роль сыграло то, что Дж. Лакофф, фактический основоположник когнитивной грамматики, во второй половине 1970-х годов нашел , Р. Шенка и Т. Винограда, союзников в своем давнем противостоянии с Н. Хомским.

2

Когнитивная лингвистика в своих основах опирается на феномен третьего вида знания (наряду с теоретическим и образным) – так называемое «языковое знание». Когнитивная лингвистика раскрывает значение этого соче­тания следующим образом: говорящий по-русски знает, что за именем вода стоит определенное вещество, но не знает его химического состава. де Куртенэ впервые употребил термин «языковое знание» в 1901 г. Через 20 лет эту идею развил , считавший, правда, что только простолюдин верит, что болезнь можно вогнать и выгнать, что беда приходит сама, а совесть заедает.

В третьем виде знания (языковом) отражаются все внеязыковые представления носителей той или иной культуры независимо от их социального статуса и уровня образования. де Куртенэ безоговорочно соглашается с В. Гумбольдтом в том, что язык — это своеобразное мировоззрение. Сходные мысли по этому поводу высказал и Э. Бенвенист: «Язык создает воображаемую реальность, одушевляет неодушевленное, позволяет видеть то, что еще не возможно, восстанавливает то, что исчезло». Суммируя сказанное, можно заключить: языковое знание — это все то, что данный язык знает (на уровне рациональном/логическом и внерациональном/сублогическом) о действительности и о себе как фраг­менте этой действительности.

Языковое знание, не осознаваемое говорящими, предопреде­ляет сочетаемость единиц языка в речи и проявляется в этой соче­таемости. Как выражающее не только мировоззрение, но и миро­ощущение, оно плохо поддается логической обработке. Базируется языковое знание на уходящих в глубь веков и формирующих кол­лективное бессознательное представлениях, которым противоречит рациональное знание и которые обнаруживаются во вторичных пре­дикатах. Мы говорим, что тратим много энергии вопреки знанию закона ее сохранения. Можно вспомнить ставший классическим для этих случаев пример сочетания имени солнце с глаголами движения. Подобные словосочетания свидетельствуют о том, что рациональные знания отлитым в языке представлениям не мешают. Более того, первые вырастают из вторых. А для выявления оперативных еди­ниц индивидуального сознания совершенно необходим анализ средств кодирования обоих видов знания. Что же касается общест­венного сознания, то оно функция языка, поскольку совокупное знание непременно оязыковлено и тем самым объективировано.

3

Когнитивная лингвистика – молодая область языкознания, но все же и она уже имеет свою историю. Ее формирование происходило почти одновременно (с отставанием на 2–3 года) с возникновением так называемой когнитивной науки (англ. cognitive science), называемой также когнитологией или когитологией. Предметом когнитивной науки является устройство и функционирование человеческих знаний, а сформировалась она в результате развития инженерной дисциплины, известной как искусственный интеллект.

Когнитивная наука (cogni­tive science/sciences) – наука, занимающаяся человеческим ра­зумом и мышлением (mind) и теми ментальными (психическими, мыслительными) процессами и состояниями, которые с ними связаны; наука, предметом которой является когниция – познание и связанные с ним струк­туры и процессы; исследо­вание феномена знания во всех аспектах его получения, хранения, переработки и т. д., в связи с чем главными проблемами когнитивистики счита­ются вопросы о том, какими типами знания и в какой форме облада­ет человек, как репрезентировано знание в его голове, каким обра­зом приходит человек к знанию и как он его использует.

Когнитивная наука, по определению , междисциплинарна и представляет собой зонтичный термин (Кубрякова, 2004, с. 7) для целого ряда наук –– когнитивной психологии, когнитивной лингвистики, философской теории когниции, логического анализа языка, теории искусственного интеллекта, нейрофизиологии; «уже сложились такие дисциплины, как когнитивная антропология, когнитивная социология и даже когнитивное литературоведение, т. е. почти в каждой гуманитарной науке выделилась специальная область, связанная с применением когнитивного подхода и когнитивного анализа к соответствующим объектам данной науки» (Кубрякова, 2004, с. 10-11). Когниция как процесс познания, отражения сознанием человека окружающей действительности и преобразования этой информации в сознании, в настоящее время в современной науке понимается расширительно –– «означавший ранее просто "познавательный" или "относящийся к познанию", термин когнитивный все более приобретает значение "внутренний", "ментальный", "интериоризованный"» (Кубрякова, 2004, с. 9).

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7 8