Основы лингвистического когнитивизма (стр. 3 )

2

Когнитивная лингвистика обратила внимание на то, что категоризация мира в языке (как коррелята повседневной человеческой жизни) происходит не так, как в теоретическом, научном знании. Она поставила вопрос о категоризации как вопрос о ког­нитивной деятельности человека, как вопрос о том, на основании чего классифицирует вещи обычный человек и как он сводит беско­нечное разнообразие своих ощущений и объективное многообразие форм материи и форм ее движения в определенные рубрики, т. е. классифицирует их и подводит под такие объединения – классы, раз­ряды, группировки, множества, категории.

Двумя цен­тральными понятиями в процессе категоризации являются понятие концепта (объекта) базисного уровня и понятие прототипа. Концепт базисного уровня – это результат выделения сходных классов видовых объектов, которым есть соответствие в опыте и в деятельности – например, КОШКА, но не более общее – ЖИВОТНОЕ. Это предел, до которого различия нерелевантны для создания единого ментального образа – КОШКА ВООБЩЕ, но не ЖИВОТНОЕ ВООБЩЕ, что уже нуждается не в опыте, а в абстрагировании – нет соответствующего образа в мозгу (грубо говоря, сема ЖИВОТНОЕ непосредственно не входит в значение слова, а выводится из их совокупности).

Понятие концепта отвечает представлению о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких «квантов» знания. Концепты возни­кают в процессе построения информации об объектах и их свойст­вах, причем эта информация может включать как сведения об объек­тивном положении дел в мире, так и сведения о воображаемых мирах и возможном положении дел в этих мирах. Это сведения о том, что индивид знает, предполагает, думает, воображает об объектах мира.

Для образования концептуальной системы необходимо пред­положить существование некоторых исходных, или первичных концептов, из которых затем развиваются все остальные. Многие разделяют сегодня точку зрения Р. Джекендоффа на то, что основны­ми конституентами концептуальной системы являются концепты, близкие «семантическим частям речи»:ОБЪЕКТА и его ЧАСТЕЙ, ДВИЖЕНИЯ, ДЕЙСТВИЯ, МЕСТА или ПРОСТРАНСТВА, ВРЕМЕНИ, ПРИЗНАКА и т. п. Эта точка зрения близка и тем концепциям, которые утверждают примат релевантности грамматических категорий для организации ментального лексикона, а, следовательно, и тем, что доказывали первостепенную значимость для устройства и функцио­нирования языка тех концептуальных оснований, что маркируют распределение слов по частям речи и которые, по всей видимости, предсуществуют языку, складываясь как главные концепты восприятия и членения мира в филогенезе.

В отличие от научной и ло­гической категоризации мира, естественно-языковая категоризация может объединять члены с неравным статусом, т. е. не полностью повторяющимися признаками. Один из таких членов может обладать привилегированным положением. Это и есть прототип – представление о наилучшем образце своего класса, т. е. наиболее полно отвечающем представлению о сути объединения и его прототипе, вокруг которого группируются остальные члены категории. Степень соответствия какого-либо объекта своей категории оказывается не функцией от наличии у него необходимых и достаточных критериев, но функцией либо от нали­чия у него черт по принципу их «фамильного сходства», либо функ­цией от его близости прототипу.

Понимание значения связывается именно с обраще­нием к экземпляру или прототипу, а не с контрольным списком усло­вий, которым должна удовлетворять языковая форма, чтобы счи­таться удачно или правильно употребленной. Этот прототип заложен в человеческой мысли от рождения; он не анализируется, а просто «дан» (презентирован или продемонстрирован), им можно манипулировать. Семантика прототипов не жесткая, она допускает размытость границ. Это позволяет достаточно гибко трактовать случаи подобные следующим [Fillmore 1975: 128-129]: сколько лет должно быть неженатому лицу мужского пола, чтобы его можно было назвать холостяком? (Младенец и под­росток явно не годятся для такого именования.) Может ли монах называться холостяком? Может ли называться вдовой женщина, убившая своего мужа? Или та, которая выходила замуж несколько раз, но первый муж которой (в отличие от последующих) умер? Если носители языка расходятся во мнениях по подобным вопросам, то следует ли считать их носителями разных языков, диалектов и т. п.? Насколько стабильны такие диалекты? Чтобы ответить на эти во­просы, понятия «холостяк», «вдова», «диалект» должны определяться относительно некоторого «простого мира», в котором люди обычно женятся или выходят замуж, достигнув определенного возраста, причем либо никогда вторично не женятся и не выходят замуж, либо только овдовев. Этот «прототипический мир» значительно проще того, в котором мы живем, но помогает определить все усложнения постепенно, в результате процедуры уточнения, или аппроксимации.

Прототипичность проявляется в том единодушии, с которым носители языка характеризуют значение определенных единиц в отрыве от контекста. Например, характеризуя значение предлога НА, показывают на поверхность. Это и есть лучший образец категории.

Слово является именованием вещи не абсо­лютно, а лишь до некоторой степени. Люди формируют конкретный или абстрактный мысленный образ предметов, принадлежащих некоторой категории. Этот образ назы­вается прототипом, если с его помощью человек воспринимает дей­ствительность: член категории, находящийся ближе к этому образу, будет оценен как лучший образец своего класса или более прототи­пичный экземпляр, чем все остальные. Прототипы – инструменты, с помощью которых человек справляется с бесконечным числом сти­мулов, поставляемых действительностью.

Прототипы могут меняться с течением времени, в частности, в результате метафорического употребления терминов, когда катего­рия приобретает новых представителей. Именно в этом состоят диахронические изме­нения лексикона, морфологии и синтаксиса. Различные люди опери­руют пространством этих категорий по-разному. Итак, не только при усвоении языка, при эволюции и при изменени­ях языка, но и в индивидуальном употреблении человека проявляется гибкость категорий (организованных вокруг прототипов), реализо­ванная в столкновении человека с различными окружениями – лич­ностным, социальным, культурным, коммуникативным и биологиче­ским.

По [Lakoff 1986], проявления прототипичности, «прототипические эффекты» – заключаются в том, что центральные члены категории (более близкие к прототипу, чем остальные) прояв­ляют иные когнитивные характеристики, чем нецентральные: быст­рее опознаются, быстрее усваиваются, чаще употребляются, ускоря­ют решение всяческих задач, связанных с идентификацией, а также используются в логическом вычислении того, что является референ­том для имени, – словом, используются при понимании категории в целом [Lakoff 1986: 32]. Прототипические эффекты проявлены осо­бенно ярко, когда в рассуждении (особенно по аналогии), в распознавании и т. п. часть (или подвид, или элемент, или подмодель) ис­пользуется вместо целой категории (к таким случаям относятся, на­пример, метонимические модели категоризации) [Lakoff 1986: 33].

3

В когнитивной лингвистике также выделяются базовые понятия, связанные с особенностями восприятия объектов, отраженные в языковой деятельности. Это, в частности, фигура – фон (основа) (figure – ground), – термины, заимствованные из гештальтпсихологии, которые обо­значают когнитивную и психическую структуру (гештальт), обеспечивающую человеческое восприятие и интерпретацию действительности.

Различие фигуры и фона рассматривается как наиболее простая форма перцептуальной организации. Суть этого различия заключа­ется в следующем: при восприятии любого дифференцированного поля одна из его частей инвариантно выделяется четко различным образом; эта часть называется фигурой, а все остальное – фоном, основой фигуры. Фигура представляется лежащей впереди или рас­положенной на основе, которая воспринимается как непрерывный континуум за/под фигурой. В любом случае выделение фигуры на фоне всего остального является автоматическим и обязательным. Различие фона и фигуры объясняется их разными перцептуальными свойст­вами, которые в сопоставительном представлении выглядят следую­щим образом:

ФИГУРА

ФОН

1. вещность, плотность, дискрет­ность

1. бесформенность, диффузность, непрерывность, плавность

2. определенность, четкая организация

2. слабая пригонка частей, меньшая очерченность

3. обладает контурами, окружена обладает границами, замкнута

3. отсутствуют границы

4. локализована

4. нелокализован

5. с различимыми частями

5. без различимых частей

6. маленькая

6.большой

7. близко

7. далеко

8. вверху, впереди

8. внизу, сзади

9. более яркий цвет

9. менее яркий цвет

10. больший контраст

10. меньший контраст

11. постоянность

11. непостоянность

12. симметрична

12. без закономерностей

13. значима, знакома

13. незначим, незнаком

Обязательность различения фона – фигуры при любом восприятии по­зволяет читателям интерпретировать некоторые части текста как более заметные, значимые/релевантные (salient), т. е. выступающие как фигура по отношению к своей основе – всему остальному тексту. Систематические различия между выделенными и фоновыми частями текста интерпретируются как языковой аналог перцептуального различия фона/фигуры.

ЛЕКЦИЯ 5. ОСНОВНЫЕ ТЕРМИНЫ И ПОНЯТИЯ КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

ПЛАН

1. Гештальт

2. Фрейм

3. Концепт

1

Активно взаимодействуя с другими областями когнитивной парадигмы, когнитивная лингвистика значительно обогатила свой концептуальный аппарат. В частности, из гештальтпсихологии было заимствовано понятие гештальта, которое потом было переосмыслено как форма представления именно лингвистического знания. Гештальт – это когнитивная и психическая структура в сознании, отвечающая за категоризацию прежде всего безбразного, абстрактного типа знания.

Так, выяснился общий принцип хранения абстрактного знания в виде глубинных проекций абстракт­ной сущности на вещный мир. Хранятся эти проекции в сознании, а точнее, в подсознании коллектива и отдельного индивида. То, что совесть можно потерять, свидетельствует о том, что со­весть мыслится как предмет, но как предмет мыслится не только совесть (репутация, покой, авторитет). Поэтому сочетаемость с этим предикатом мало что дает для идентификации абстрактной сущности, стоящей за именем совесть. Терзает не только со­весть, но и страх, так что и предикат терзает сам по себе недос­таточно информативен. Но уже из предикатов терзает и поте­рять вырисовывается концепт совесть. Из сочетаемости абстрактного имени с описательным гла­голом выводится имплицитный образ абстрактного имени, обусло­вивший его сочетаемость. Этот образ — гештальт. Гештальты могут быть повторяющимися и уникальными. Повторяющиеся гештальты через глубинные связи абстрактного имени с вещным миром раскрывают связи (семантико-прагматические сходства и различия) абстрактных имен между собой. Так, можно потерять нить мысли, но не идеи, поскольку у идеи совсем другая форма ® другой гештальт. Это своего рода уникальная концептуальная связка между представлениями абстрактного и конкретного имен в сознании.

В свете всего сказанного не кажется странным вопрос Какой консистенции, например, знание? Ответ: жидкость, но не всякая, а / пригодная для питья и обеспечивающая человеку возможность / жить. Основание для ответа: жажда знаний, утолить жажду знаний. Термин гештальт, как следует из сказанного, не дублет термина образ. Из предлагаемых Дж. Лакоффом определений лингвистических гештальтов наиболее удачным представляется следующее: «способ соотнесения значений с поверхностными формами». Это не что иное, как способ оязыковления смысла (спонтанно — для говорящего) и способ осмысления языковой формы (интуитивно-рационально — для слушающего). Предло­женное Дж. Лакоффом понимание гештальта корреспондирует с внутренней формой языковых выражений (но не эксплицитной, а имплицитной), с мотивацией (в широком смысле слова).

Анализ гештальта позволяет выявить его существенные осо­бенности:

1. Гештальт — импликатура глагольной (или именной) соче­таемости имени (Прочитать свою судьбу: СУДЬБА — Текст), в отличие от образа, который эксплицирован. Образ — сопряжение двух имен, представляющих основной и вспомога­тельный субъекты генитивной метафоры (стена дождя), что и обусловливает возможность видения одного явления через приз­му другого.

2. Гештальт — имплицитный вспомогательный субъект мета­форы, выводимый из буквального прочтения глагола (или име­ни), сочетающегося с эксплицитным основным субъектом мета­форы. В Прочитать свою судьбу судьба проецируются на текст, книгу, но выражается это не прямо, а опосредованно — через глагол прочитать (Ср.: Судьба — это книга, которую не всем дано прочитать). В сочетании зерно истины истина проецируется на культурное растение (злак), что выражается через партонимические отношения, в соответствии с которыми зерно — часть растения.

3. Гештальт — результат глубинного сопряжения гетероген­ных сущностей — абстрактной и конкретной. Поэтому гештальт предопределяет сочетаемость абстрактного имени. Так как абст­рактная сущность — конструкт невидимый, идеальный, она, принимая лики видимого, реально воспринимаемого, отождеств­ляется с ним. При том эксплицированное общее свойство абст­рактного и конкретного — основание имплицитной метафоры (Их судьбы переплелись, спутались, где СУДЬБА — Нить.

4. Гештальт целостен как импликатура, поскольку только од­но из свойств объекта, стоящего за ним, эксплицировано в акциональном признаке — основании имплицитной метафоры. Если о гештальте говорить метафорически, то он та маска, которую язык надевает на абстрактное понятие. Маска может меняться. Но она предопределяет сочетаемость имени, соотноси­мого с этим абстрактным метафоризуемого имени (основного субъекта метафоры) и метафоризатора.

5. Гештальт выводится из буквального прочтения глагола (или имени), употребленного в сочетании с абстрактным именем в переносном значении, и связывает два явления (конкретное и абстрактное) по одному основанию, эксплицированному акциональному признаку. Основание вербализованных ассоциаций и есть основание смысла словосочетания. Существенное отличие образа от гештальта состоит в следующем. Языковой образ возникает при одновременном видении двух явлений, которое может создаваться как соединением двух имен в одной номинации, например кружево листьев, стена равно­душия, так и соединением имени с глаголом в переносном зна­чении, то есть в предикации, например: В траве змеился шланг. В обоих случаях сопряженные имена соотнесены с видимой частью внеязыковой действительности. Иное дело соедине­ние субстантива и глагола в таком предложении, как Клевета к нему не прилипает, где одновременное видение двух явлений опосредуется предикатом, который мыслится как общий им. Фо­кус метафоры спрятан в глаголе. Это и есть гештальт.

2

Идея фреймовой организации семантики языка всех типов стала значительным прорывом в когнитивной лингвистике последних лет. Фрейм (frame ‘рамка’) – это форма организации представлений, хранимых в памяти (человека и/или компьютера) плюс организации процессов обработки и логи­ческого вывода, оперирующих над этим хранилищем. Фрейм – структура данных для представления стереотипных ситуаций, особенно при организации больших объемов памяти. Это своего рода свернутая схема, целая статичная сцена или целый динамичный свернутый сценарий последовательных действий (операций) одного типа и одной цели (например, фрейм чистить зубы, идти в школу).

Понятию фрейм соответствуют такие понятия, как схема в когни­тивной психологии, ассоциативные связи [Bower 1972], семантическое поле. Сцены ассоциированы с опреде­ленными языковыми фреймами. Под сценой понимаются не только зритель­ные, но и иные виды внутренних мысленных образов: межличностные процессы общения, стандартные сценарии поведения, предписываемые культурой, институциональные струк­туры и др.

Общее во всех определениях фрейма – аналогия с модулем техниче­ского устройства и с рамкой в кино. В концепции Ч. Филлмора тер­мин модуль (module) как синоним термина фрейм ассоциирован с сек­ционной («модульной») мебелью: он комбинируются в более круп­ные модули, или рамки. Можно так сгруппировать понимания термина:

1. Система выбора языковых средств – грамматических пра­вил, лексических единиц, языковых категорий, – связанных с прото­типом сцены. Кроме связей внутри фрейма есть еще и межфреймовые отношения, существующие в памяти как результат того, что разные фреймы. включают один и тот же языковой материал, а элементы сцен сходны, определяются одним и тем же репертуаром сущностей, от­ношений или субстанций, а также контекстов употребления в жизни человека.

2. Фрейм также ассоциирован с английским словом frame­work (каркас) и указывает на «аналитические леса» – подпорки, с помощью которых мы постигаем свой собственный опыт. В этой концепции, лежащей далеко за пределами искусственного интеллекта и относящейся к этнологии речи, фрейм – базисные элементы, которые исследователь в состоянии идентифицировать в рамках ситуаций. Ситуации подчинены организующим принципам, «генерирующим» те или иные события среди них, социальные события. Эти же прин­ципы регулируют и наше субъективное участие в событиях. Первичные структуры отношений внутри социальной группы составляют центральный элемент культуры, особенно в той степени, в какой они проявляют основные классы схем, взаимоотно­шения этих классов и общую сумму сил и действующих лиц, которым в интерпретации социолога приписывается свобода выбора действий. Это типизированные формы речевого поведения в культуре. Это – лингвокультурологическое понимание.

3. Общее родовое обозначение набора понятий типа: схема, сценарий, когнитивная модель, «наивная», или «народная», теория (folk theory) как система категорий, структуриро­ванных в соответствии с мотивирующим контекстом. Это – психологическое понимание..

4. Единица знаний, организованная вокруг некоторого поня­тия, но, в отличие от ассоциаций, содержащая данные о существен­ном, типичном и возможном для этого понятия, фрейм обладает более или менее конвенциональной природой и поэтому конкретизирует, что в данной культуре характерно и типично, а что – нет. Особенно важно это по отношению к определенным эпизодам социального взаимодействия – поход в кино, поездка на поезде – и вообще по отношению к рутинным эпизодам. Фреймы организуют наше понимание мира в целом, а тем самым и обыденное поведение (скажем, когда мы платим за дорогу или покупаем билет привычным для нас образом). Фрейм при таком подходе – структура данных для представления стереотипной ситуации (типа: нахождение в комнате, ритуал детского дня рождения), соответствующая обычно частот­ным, но иногда и непродуктивным стереотипам. Это – социолингвистическое понимание.

Формально фрейм представляют в виде структуры узлов и отно­шений. Вершинные уровни фрейма фиксированы и соответствуют вещам, всегда справедливым по отношению к предполагаемой ситуации. Ниже этих узлов – терминальные узлы, или слоты (от англ. slot) – позиции, пустые клетки для заполнения. Фреймы хранятся с некоторым значением «по умолчанию» (default meaning) при каждом терминальном узле. Сцена и фрейм соотносятся посредством «перспективы» [Fillmore 1977, с.80]: в сценах и ситуациях можно выделить функции, испол­няемые теми или иными участниками. По ходу речи одни участники выдвигаются на первый план, а другие оказываются на втором пла­не. Иерархия превосходства, или выделенности (saliency hierarchy) предопределяет, что именно в первую очередь является кандидатом на такое выдвижение.

Схемы, или контуры (frameworks) понятий, или термов, соеди­нены в систему, придающую связность тому или иному аспекту чело­веческого опыта. Эта структура может содержать элементы, одно­временно являющиеся частями других таких контуров. В некоторых случаях область опыта, на которую накладывается такой фрейм, пред­ставляется только как прототип. Так, мы знаем, – не ведая, как мы знаем, – те прототипичные способы, которыми наше тело позволяет нам связываться с нашим окружением. Это знание входит в наш об­раз нашего же тела. Именно поэтому мы понимаем лексемы типа верх, низ, спереди, сзади, слева, справа [Fillmore 1975: 123].

Соотнесение сцен и фрейма бывает неоднозначным, когда два или большее количество элементов предложения указывают на одну и ту же часть сцены [Talmy 1977: 613]. Между элементами сцены могут быть дружественные или конфликтные отношения, что заставляет рассматривать процессы разрешения конфликтов в рамках общеког­нитивной процедуры «гармонизации» сополагаемых частей, прими­рения противоречий.

В настоящее время в связи с понятием фрейма строится целая фреймовая семантика В качестве лингвистической концепции она впервые предложена Ч. Филлмором и является продолжением падежной грамматики. Основные положения:

1. Разумность (intelligence) – проявление работы небольшого количества механизмов общего (логического) вывода с большими объемами конкретных и специальных знаний.

2. Этот процесс сопровождается использованием «библиотеки фреймов», пакетов знаний, дающих описания типовых объектов и событий. Такие описания содержат и абстрактную схему – скелет для описания произвольного единичного случая, – и множество «действий по умолчанию» (defaults) для типовых членов класса. Дей­ствия по умолчанию позволяют информационной системе воспол­нять отсутствующие детали, порождать ожидания и замечать откло­нения от рутинных состояний дел. Так добавляются свежие знания в базу данных при учете текущего состояния системы знаний в целом.

Фреймовые концепции позволяют моделировать понимание. Последнее приравнивается набору следующих действий: активация фрейма, выдвижение на первый план фрейма-кандидата и конкуренция фреймов. Начиная интерпретировать текст, мы активизируем определенную контурную схему, в которой многие позиции («слоты») еще не заняты. Более поздние эпизоды текста заполняют эти пробелы, вводят новые сцены, комбинируемые в различные связи – исторические, причинно-следственные, логиче­ские и т. п. Интерпретатор постепенно создает внутренний мир, с продвижением по тексту все больше конкретизируемый в зависимо­сти от подтверждаемых или отвергаемых ожиданий. Этот внутритек­стовой мир зависит от аспектов сцен, обычно (или никогда) в тексте эксплицитно не описываемых [Fillmore 1975: 125]. Прототипические сцены составляют багаж знаний человека о мире. Усваивая значение, сначала как бы приклеивают ярлыки к целым сценам, после чего – к частям знакомых уже сцен, а затем оперируют: а) репертуаром ярлы­ков для схематических, или абстрактных, сцен и б) ярлыками для сущностей или действий, воспринимаемых независимо от тех сцен, в которых они впервые встретились [Fillmore 1975: 127].

3

Несмотря на то что понятие концепт можно считать для современной когнитивистики утвердившимся, содержание этого понятия очень существенно варьирует в концепциях разных научных школ и отдельных ученых.

Дело в том, что концепт –– категория мыслительная, ненаблюдаемая, и это дает большой простор для ее толкования. Категория концепта фигурирует сегодня в исследованиях философов, логиков, психологов, культурологов, и она несет на себе следы всех этих внелингвистических интерпретаций.

Впервые в отечественной науке термин концепт был употреблен -Алексеевым в 1928 г. Ученый определил концепт как мысленное образование, которое замещает в процессе мысли неопределенное множество предметов, действий, мыслительных функций одного и того же рода (концепты растение, справедливость, математические концепты) (Аскольдов-Алексеев, 1928, с. 4).

примерно в это же время использовал понятие концепт для обозначения обобщенной мыслительной единицы, которая отражает и интерпретирует явления действительности в зависимости от образования, личного опыта, профессионального и социального опыта носителя языка и, являясь своего рода обобщением различных значений слова в индивидуальных сознаниях носителей языка, позволяет общающимся преодолевать существующие между ними индивидуальные различия в понимании слов. Концепт, по , не возникает из значений слов, а является результатом столкновения усвоенного значения с личным жизненным опытом говорящего. Концепт в этом плане, по , выполняет заместительную функцию в языковом общении (Лихачев, 1993).

предлагает такое определение концепта: «Концепт –– оперативная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира, квант знания. Самые важные концепты выражены в языке» (КСКТ, с. 90-92).

характеризует концепты как «ментальные образования, которые представляют собой хранящиеся в памяти человека значимые осознаваемые типизируемые фрагменты опыта» («Введение в когнитивную лингвистику», 2004, с. 59), «многомерное ментальное образование, в составе которого выделяются образно-перцептивная, понятийная и ценностная стороны» (Там же, с. 71), «фрагмент жизненного опыта человека» (Карасик, 2004, с 3), «переживаемая информация» (Карасик, 2004, с. 128), «квант переживаемого знания» (там же, 2004, с. 361).

определяет концепт как «операционную единицу мысли» (Воркачев, 2004, с. 43), как «единицу коллективного знания (отправляющую к высшим духовным сущностям), имеющую языковое выражение и отмеченное этнокультурной спецификой» (Воркачев, 2004, с. 51-52). Если ментальное образование не имеет этнокультурной специфики, оно, по мнению ученого, к концептам не относится.

Мы определяем концепт как дискретное ментальное образование, являющееся базовой единицей мыслительного кода человека, обладающее относительно упорядоченной внутренней структурой, представляющее собой результат познавательной (когнитивной) деятельности личности и общества и несущее комплексную, энциклопедическую информацию об отражаемом предмете или явлении, об интерпретации данной информации общественным сознанием и отношении общественного сознания к данному явлению или предмету.

Концепт кодируется в сознании индивидуальным чувственным образом, выступающим как чувственный компонент содержания концепта, и является базовой единицей универсального предметного кода человека (, , ).

С этой точки зрения, концепт не обязательно имеет языковое выражение - существует много концептов, которые не имеют устойчивого названия и при этом их концептуальный статус не вызывает сомнения (ср. есть концепт и слово молодожены, но нет слова «старожены», хотя такой концепт в концептосфере народа, несомненно, есть).

Далеко не все концепты, с этой точки зрения, «отправляют к высшим духовным сущностям» –– многие концепты носят эмпирический характер (бежать, красный, окно, рука, нога, голова и под.).

Не обязательна, с нашей точки зрения, и этнокультурная специфика для концепта - есть множество концептов, у которых или нет никакой этнокультурной специфики (например, многие бытовые концепты), или она исчезающе мала, и чтобы ее найти, надо приложить исключительные усилия.

Не все концепты имеют и ценностную составляющую –– к примеру, пространственные и временные концепты не имеют ценностной составляющей, да и во многих других случаях ценностную составляющую приходится искать «с пристрастием».

ЛЕКЦИЯ 6. ЛЕКСИКА И СЕМАНТИКА В КOГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКЕ

ПЛАН

1. Когнитивная семантика

2. Значение как продукт человеческого способа концептуализации мира

3. «Человеческое измерение» в семантике естественного языка как проблема лингвистического когнитивизма

1

Значения в естественном языке являются мысленно кодируемыми структурами: с точки зрения американских лингвистов – основоположников этого направления (Джордж Лакофф, Рональд Лангакер, Рей Джакендорф) значение высказывания интрепретируется в уме, а не находится вне нас, в мире, согласно традиционной лингвистике. В этом плане теория противостоит как онтологической концепции (значение слова СОБАКА есть множество всех собак в мире), логической концепции (значение слова можно описать набором общих абстрактных семантических компонентов), гносеологической концепции (значение есть установление истинности наших символов по отношению к объективному миру). Согласно этим ученым, значение есть интерпретация носителем языка некоего концептуального содержания, продукт взаимодействия между сигналом извне и внутренним аппаратом мысли. Язык – концептуализация мира, то есть придание хаосу мира нашим мозгом структурности. По сути, это теория – теория понимания и использования языка, а не его устройства или функционирования.

Дж. Лакофф: языковое значение – это концептуальная структура в мозгу, «ОБРАЗ-СХЕМА, созданная в результате взаимодействия с внешним миром: это повторяющийся динамический образец наших процессов восприятия и моторных программ, который связывает и структурирует наш опыт». Схема ВМЕСТИЛИЩЕ – понятие границы, отделяющей внутреннюю часть от внешней. Она формируется из опыта: наше тело – ВМЕСТИЛИЩЕ, а различие ВНЕ/ВНУТРИ релевантно для нас. Отсюда – МЕТАФОРА расширения: мы – объекты вместилища, распространяем по ассоциации это отношение на другие объекты в опыте (УМ – ВМЕСТИЛИЩЕ). Аналогично – ЧАСТЬ/ЦЕЛОЕ, ИСТОЧНИК – ПУТЬ – ЦЕЛЬ.

С позиций лингвистического когнитивизма слово предстает важнейшей единицей языка, сквозь которую воспринимается и посредством которой концептуализируется мир. В отличие от логического направления, слово в когнитивной лингвистике рассматривается с позиций «естественного языка», где мир категоризируется по-особому. Чертами категорий «естественного языка» является: 1) антропоморфизм; 2) ориентация на стереотип (прототип); 3) нечеткость и открытость границ ЛЗ; 4) редукционизм; 5) отсутствие иерархии признаков.

ЛЗ в когнитивной лингвистике предстает как: 1) отображение человеческого опыта в схеме-представлении; 2) связанное с человеческим телом и его свойствами; 3) имеющее характер гештальта, фрейма, сценария. В семантику входят прототипические семантические коннотации – это признаки, приписывающиеся прототипическому объекту действительности (или воображаемому); они не всегда подтверждаются практикой и не отражаются в словарной дефиниции. Так, слова ОСЕЛ и ИШАК обозначают одну и ту же реалию действительности, но у слова ОСЕЛ возникает коннотация 'глупый', 'упрямый', а у слова ИШАК– 'безропотно выполняющий тяжелую работу'. Именно семантические коннотацию делают языковую картину мира каждого этноса специфичной – они культурноориентированы. Так, в русском и польском для слова СВИНЬЯ совпадают коннотации «грязная, глупая, едящая отходы», но в польском языке есть выражения типа СВИНСКИ БЛОНДЫН, СВИНСКИ РЖЕЗЫ, что свидетельствует о том, что в «прототипическую свинью» в польском входят признак окраса (белая щетина, розовая кожа), а для русского – это признак нерелевантный. Ср. также слово СЛАДКИЙ в русском и английском.

На этом фоне строится когнитивная семантика – эксплицитная, эмпирически зазем­ленная субъективистская, или концептуалистская теория значения [Langacker 1990: 315], в которой принимается, что значение выраже­ния не может быть сведено к объективной характеризации ситуации, описываемой высказыванием: не менее важным является и ракурс, выбираемый «концептуализатором» при рассмотрении ситуации и для выразительного портретирования ее. Полная семантическая ха­рактеристика выражения устанавливается на основе таких факторов, как уровень конкретности восприятия ситуации, фоновые предположения и ожидания, относительная выделенность конкретных единиц и выбор точки зрения (перспективы) на описываемую сцену.

Инвариантом являются прототипы (играющие роль ко­нечных остановок) и термины, ближайшие к прототипам. Как общая теория категоризации, когнитивная семантика междисциплинарна, не ограничивается только лингвистическим аспектом, а потому вступа­ет в соприкосновение с современными эпистемологическими концеп­циями, особенно с теми, где на передний план выдвигается понятие интенционалъности. Обладает она и антиструктуралистской направленно­стью, что сближает ее с философским деконструктивизмом (Деррида).

Ее основные принципы:

1) на переднем плане находятся эпистемологические функции конкретных сущностей в рамках структуры, а не система оппозиций (как у структуралистов);

2) познающий субъект – носитель копшции – является актив­ным началом, генерирующим значения выражений, а не берущим их готовыми из природы;

3) интерпретации выражении не равноправны, некоторые более предпочтительны уже в силу свойств языка выбранного выражения.

2

Человеческий способ концептуализации мира ведет к существенным расхождением между действительными свойствами объектов действитель­ности и тем, как они представлены в языке. Это связано с тем, что человек членит мир, сообразуясь со своими нуждами, и нимало при этом не забо­тится о научной достоверности данных, полученных им в практическом опыте столкновения с вещами. Это особенно касается восприятия про­странства и характеристики объектов в нем. Не случайно Л. Талми счи­тает, что геометрия Евклида, которую лингвисты усвоили в школе, и связанная с такими понятиями, как размер, расстоя­ние, длина, угол и т. п., не имеет от­ношения к языковой концептуализации мира. В языке человек измеряет не отдельные параметры объекта, а объект целиком, относя его к тому или иному то­пологическому типу (круглые, плоские, вытянутые, бес­формен­ные объекты, и т. п.).

При этом языковая концептуализация мира обладает возможностью со­вмещать логически несовместимое. Так, у объектов, оказывается, можно выде­лить «отрицательные части» (negative parts). Обычные части — это «добавлен­ная» субстанция, а отрицательная — «вынутая» из объекта, ср. дыра, проем и под. в ка­честве отрицательных частей таких объектов, как яма, дверь, пещера и др. То же безразличие к материи, субстанции проявляется в языке и когда один и тот же объект получает одновременно несколько языко­вых представлений. Хо­роший пример такого рода — лексемы типа озеро, которые вообще-то обозна­чают емкость (ср. в озере), но, на­пример, в таких сочетаниях, как по озеру, пол­ностью теряют свой объем (thickness) и оказываются плоскостью [приводится по: Рахилина 1998: 285-286].

Примером того, как в языковой концептуализации мира один и тот же объект может менять свою «размерность» от двухмерного представления к трехмерному, являются наблюдения над значением русского слова небо. Лексема небо обозначает и само воздушное пространство высоко над зем­лей, и тот купол, который зрительно его ограни­чивает. Иными словами, с точки зрения русской языковой кар­тины мира небо представляет собой трехмерный объект, имею­щий поверхность. Это представление отчасти прослеживается в сочетаемости лексемы небо с пространственными предлогами. Ср. В небе птицы <парашютисты> [как в пространстве], но На небе звезды [как на поверхности]; невозможно *На небе птицы <парашютисты>, т. к. эти объекты находятся су­щественно ни­же купола, как бы накрывающего землю.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7 8