На пра­вах ру­ко­пи­си

Пел­ли­нен На­та­лия Алек­сан­д­ров­на

Лин­гвис­ти­че­ский ас­пект ми­ра дет­ст­ва

(на ма­те­риа­ле ка­рель­ских
ко­лы­бель­ных пе­сен)

Спе­ци­аль­ность 10.02.22. – Язы­ки на­ро­дов за­ру­беж­ных стран
Ев­ро­пы, Азии, Аф­ри­ки, або­ри­ге­нов Аме­ри­ки и Ав­ст­ра­лии
(фин­но-угор­ские и са­мо­дий­ские язы­ки)

АВ­ТО­РЕ­ФЕ­РАТ

дис­сер­та­ции на со­ис­ка­ние уче­ной сте­пе­ни

кан­ди­да­та фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук

Пет­ро­за­водск

2010

Ра­бо­та вы­пол­не­на в сек­то­ре язы­ко­зна­ния Ин­сти­ту­та язы­ка, ли­те­ра­ту­ры и ис­то­рии Ка­рель­ско­го на­уч­но­го цен­тра Рос­сий­ской Ака­де­мии на­ук.

На­уч­ный ру­ко­во­ди­тель:

док­тор фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук

Зай­це­ва Ни­на Гри­горь­ев­на

Офи­ци­аль­ные оп­по­нен­ты:

док­тор фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук

Глу­хо­ва На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на,

кан­ди­дат фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук
Жа­ри­но­ва Оль­га Ми­хай­лов­на

Ве­ду­щая ор­га­ни­за­ция:

Федеральное государственное

образовательное учреждение

высшего профессионального

образования «Санкт-Пе­тер­бург­ский

го­су­дар­ст­вен­ный уни­вер­си­тет»

За­щи­та со­сто­ит­ся 24 де­каб­ря 2010 го­да в 13 ча­сов на за­се­да­нии дис­сер­та­ци­он­но­го со­ве­та КМ 212.190.05 по при­су­ж­де­нию уче­ной сте­пе­ни кан­ди­да­та фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук в Пет­ро­за­вод­ском го­су­дар­ст­вен­ном уни­вер­си­те­те по ад­ре­су: г. Пет­ро­за­водск, ул. Прав­ды д. 1, ауд. 314.

С дис­сер­та­ци­ей мож­но оз­на­ко­мить­ся в на­уч­ной биб­лио­те­ке Пет­ро­за­вод­ско­го го­су­дар­ст­вен­но­го уни­вер­си­те­та.

Ав­то­ре­фе­рат ра­зо­слан «22» но­яб­ря 2010 го­да.

 

Уче­ный сек­ре­тарь

дис­сер­та­ци­он­но­го со­ве­та

кан­ди­дат фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук

Н. М. Ги­лое­ва

Об­щая ха­рак­те­ри­сти­ка ра­бо­ты

По­сти­же­ние кар­ти­ны ми­ра дет­ст­ва, пред­став­лен­ной в ко­лы­бель­ной пес­не, воз­мож­но, пре­ж­де все­го, че­рез ана­лиз ее язы­ка, че­му при­зва­но слу­жить дан­ное дис­сер­та­ци­он­ное ис­сле­до­ва­ние. Ра­бо­та вы­пол­не­на в клю­че лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ки, под­ра­зу­ме­ваю­щей изу­че­ние язы­ка фольк­ло­ра, но ма­те­ри­ал ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен, на­хо­дя­щих­ся в фо­ку­се вни­ма­ния, на­це­ли­ва­ет и на при­вле­че­ние дан­ных та­ких дис­ци­п­лин как эт­но­гра­фия, на­род­ная пе­да­го­ги­ка, пси­хо­лин­гви­сти­ка и не­ко­то­рых дру­гих.

Ак­ту­аль­ность ис­сле­до­ва­ния. Ис­сле­до­ва­ние ка­рель­ско­го язы­ка, от­но­ся­ще­го­ся к при­бал­тий­ско-фин­ской груп­пе фин­но-угор­ской се­мьи язы­ков, на­ча­лось в пер­вой по­ло­ви­не XIX ве­ка, од­на­ко и на се­го­дняш­ний день мно­гие его про­бле­мы изу­че­ны не­дос­та­точ­но, а сам язык по­сте­пен­но ухо­дит из упот­реб­ле­ния да­же в мес­тах ком­пакт­но­го про­жи­ва­ния ка­ре­лов. В по­след­ние два де­ся­ти­ле­тия на­блю­да­ет­ся всплеск рос­та эт­ни­че­ско­го са­мо­соз­на­ния ка­ре­лов, ка­рель­ский язык пре­по­да­ет­ся в ря­де школ и ву­зов, идет под­го­тов­ка учеб­ни­ков, учеб­ных по­со­бий и сло­ва­рей ка­рель­ско­го язы­ка, что ука­зы­ва­ет на не­об­хо­ди­мость ак­ти­ви­за­ции уси­лий в его изу­че­нии. Важ­ную ин­фор­ма­цию не­сут и ис­сле­до­ва­ния язы­ка фольк­ло­ра. В слу­чае же, ко­гда фольк­лор соз­дан на язы­ке, ко­то­рый не об­ла­да­ет бо­га­той пись­мен­ной тра­ди­ци­ей, как это име­ет ме­сто с ка­рель­ским язы­ком, по­доб­ные изы­ска­ния мо­гут быть по­лез­ны во мно­гих от­но­ше­ни­ях, по­сколь­ку от­дель­ные вы­зы­ваю­щие ин­те­рес фе­но­ме­ны язы­ка, бы­то­вав­шие в ре­чи ка­ре­лов до ак­тив­но­го дву­язы­чия, слов­но за­кри­стал­ли­зо­ва­лись в ней и дош­ли до на­ших дней. Ана­лиз язы­ка фольк­ло­ра, а в пред­став­лен­ной ра­бо­те – язы­ка ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен, мо­жет пред­ста­вить ин­те­рес, на­при­мер: 1) при ис­сле­до­ва­нии оп­ре­де­лен­ных фо­не­ти­че­ских осо­бен­но­стей, ко­то­рые хо­ро­шо со­хра­ни­лись в язы­ке ко­лы­бель­ных пе­сен; 2) в изу­че­нии вы­зы­ваю­щих за­труд­не­ние имен­ных и гла­голь­ных форм; 3) при вы­яв­ле­нии тра­ди­ци­он­но «ка­рель­ских» син­так­си­че­ских мо­де­лей, на се­го­дняш­ний день зна­чи­тель­но эво­лю­цио­ни­ро­вав­ших под воз­дей­ст­ви­ем рус­ско­го язы­ка; 4) в раз­лич­но­го ро­да лек­си­ко-се­ман­ти­че­ских и эти­мо­ло­ги­че­ских изы­ска­ни­ях. Кро­ме то­го, язык ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни пред­став­ля­ет­ся осо­бен­но ин­те­рес­ным для ис­сле­до­ва­ния с точ­ки зре­ния его син­кре­тиз­ма, ха­рак­те­ри­зую­ще­го­ся ве­рой в си­лу сло­ва («как спою, так и бу­дет»), по­сред­ст­вом че­го, по на­род­ным пред­став­ле­ни­ям, дос­ти­га­ют­ся важ­ней­шие функ­ции бай­ки[1]: усы­п­ле­ние мла­ден­ца и его за­щи­та от злых сил.

Це­ли и за­да­чи. Це­лью дис­сер­та­ци­он­но­го ис­сле­до­ва­ния яв­ля­ет­ся ана­лиз язы­ко­вых осо­бен­но­стей ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни, пред­став­ляю­щих оп­ре­де­лен­ный ин­те­рес для лин­гвис­тов, по­сколь­ку да­ет воз­мож­ность со­пос­та­вить вы­яв­лен­ные мар­ки­рую­щие ко­лы­бель­ную пес­ню язы­ко­вые фор­мы, их зву­ча­ние и се­ман­ти­ку с ана­ло­гич­ны­ми в раз­го­вор­ной ре­чи ка­ре­лов (соб­ст­вен­но-ка­ре­лов, ка­ре­лов-лив­ви­ков и ка­ре­лов-лю­ди­ков), по­зво­ляя та­ким об­ра­зом уг­лу­бить­ся не­ко­то­рым об­ра­зом в ис­то­рию язы­ка. Со­дер­жа­тель­ный ана­лиз язы­ка ко­лы­бель­ных пе­сен по­ле­зен с точ­ки зре­ния на­род­ной пе­да­го­ги­ки, так как имен­но в них вы­ри­со­вы­ва­ет­ся кар­ти­на взаи­мо­от­но­ше­ния вос­пи­та­те­ля (ма­те­ри, ба­буш­ки, пес­ту­ньи и т. д.) и ре­бен­ка, про­яв­ля­ют­ся идеи взрос­лых от­но­си­тель­но его бу­ду­щей жиз­ни.

В со­от­вет­ст­вии с по­став­лен­ной це­лью пред­по­ла­га­ет­ся ре­ше­ние сле­дую­щих за­дач:

1) об­ра­тить­ся к пред­ме­ту ис­сле­до­ва­ния, ис­то­рии раз­ви­тия тео­ре­ти­че­ских ос­нов лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ки, ко­то­рые по­слу­жи­ли свое­об­раз­ной от­прав­ной точ­кой при под­го­тов­ке дан­ной ра­бо­ты;

2) рас­смот­реть ка­рель­скую ко­лы­бель­ную пес­ню как не­кий син­тез на­ко­п­лен­ных на­ро­дом зна­ний с вы­хо­дом в лин­гвис­ти­ку, фольк­ло­ри­сти­ку, эт­но­гра­фию, на­род­ную пе­да­го­ги­ку;

3) про­ана­ли­зи­ро­вать осо­бен­но­сти фо­не­ти­че­ско­го строя ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен, что про­яв­ля­ет­ся в ал­ли­те­ра­ции и мо­ти­ви­ро­ван­но­сти реф­ре­нов и лек­си­ки усы­п­ле­ния их зву­ко­вой фор­мой;

4) изу­чить от­дель­ные, мар­ки­рую­щие язык ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни, мор­фо­ло­ги­че­ские ас­пек­ты, как-то: ди­ми­ну­тив­ные и при­тя­жа­тель­ные суф­фик­сы, осо­бен­но­сти се­ман­ти­ки не­ко­то­рых ред­ко­упот­ре­би­мых и иных па­де­жей, ис­поль­зо­ва­ние по­ве­ли­тель­но­го на­кло­не­ния гла­го­лов при срав­не­нии ука­зан­ных форм с бы­тую­щи­ми в раз­го­вор­ной ре­чи;

5) вы­явить наи­бо­лее ха­рак­тер­ные для язы­ка ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни мо­де­ли гла­голь­но­го управ­ле­ния и син­так­си­че­ские струк­ту­ры, со­пос­та­вить их с по­доб­ны­ми в ка­рель­ских диа­лек­тах;

6) ис­сле­до­вать че­рез ана­лиз лек­си­ки ко­лы­бель­ной пес­ни про­цесс усы­п­ле­ния ре­бен­ка, рас­смот­реть соз­дан­ные язы­ко­вы­ми сред­ст­ва­ми об­ра­зы ре­бен­ка, пес­ту­ньи и Сна.

На­уч­ная но­виз­на. Дан­ная ра­бо­та пред­став­ля­ет со­бой пер­вую по­пыт­ку изу­че­ния с по­зи­ций лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ки язы­ка ка­рель­ской бай­ки на че­ты­рех уров­нях: фо­но­ло­ги­че­ском, мор­фо­ло­ги­че­ском, син­так­си­че­ском и лек­си­че­ском. Бо­лее то­го, ис­сле­до­ва­ние яв­ля­ет­ся ин­но­ва­ци­он­ным пре­ж­де все­го с по­зи­ций изу­че­ния грам­ма­ти­ки язы­ка ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни, по­сколь­ку язык бай­ки на так на­зы­вае­мом «низ­шем уров­не» (т. е. на уров­не струк­тур) в ка­че­ст­ве объ­ек­та на­уч­но­го вни­ма­ния до сих пор не вы­сту­пал. Вы­во­ды ра­бо­ты пред­став­ля­ют­ся ак­ту­аль­ны­ми как для лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ки, так и язы­ко­зна­ния во­об­ще, так как при изу­че­нии язы­ка ко­лы­бель­ной пес­ни в фо­ку­се вни­ма­ния ока­зы­ва­ют­ся фо­не­ти­ка, грам­ма­ти­ка и лек­си­ка ка­рель­ской по­эти­че­ской ре­чи в «зо­ло­той век» ее раз­ви­тия.

Тео­ре­ти­че­ская и прак­ти­че­ская зна­чи­мость ра­бо­ты за­клю­ча­ет­ся, пре­ж­де все­го, в ана­ли­зе язы­ка ко­лы­бель­ной пес­ни в срав­не­нии с по­все­днев­ной ре­чью ка­ре­лов. Вы­яв­лен­ные язы­ко­вые ма­те­риа­лы по­тен­ци­аль­но по­лез­ны для ил­лю­ст­ра­ций при со­став­ле­нии учеб­ни­ков и учеб­ных по­со­бий в по­мощь изу­чаю­щим ка­рель­ский язык, мо­гут быть при­ня­ты во вни­ма­ние в про­цес­сах ко­ди­фи­ка­ции грам­ма­ти­че­ских и лек­си­че­ских норм мла­до­пись­мен­но­го ка­рель­ско­го язы­ка. Ин­те­рес­ны­ми пред­став­ля­ют­ся изо­бра­зи­тель­ные осо­бен­но­сти пе­сен, тес­ней­шим об­ра­зом свя­зан­ные с ка­ле­валь­ской мет­ри­кой и ины­ми свой­ст­ва­ми язы­ка уст­но­го на­род­но­го твор­че­ст­ва ка­ре­лов, что мо­жет по­слу­жить ос­но­вой для даль­ней­ших ис­сле­до­ва­ний в об­лас­ти фольк­ло­ра фин­но-угор­ских на­ро­дов. Как по­ка­зал про­ве­ден­ный ана­лиз, ко­лы­бель­ные пес­ни – это и свое­об­раз­ный ме­ха­низм от­ра­же­ния пе­да­го­ги­че­ских воз­зре­ний ка­ре­лов, по­это­му не­ко­то­рые вы­во­ды пред­став­ля­ют­ся за­слу­жи­ваю­щи­ми вни­ма­ния так­же с точ­ки зре­ния на­род­ной пе­да­го­ги­ки и эт­но­гра­фии.

Ис­точ­ни­ки и ма­те­риа­лы. Тео­ре­ти­че­ской ос­но­вой ра­бо­ты по­слу­жи­ли тру­ды оте­че­ст­вен­ных и за­ру­беж­ных ис­сле­до­ва­те­лей не­сколь­ких от­рас­лей нау­ки: лин­гво­фольк­ло­ри­стов ­лен­ко и ­ла­но­ва; язы­ко­ве­дов ­ко­ва, ­це­вой, В. П. Фе­до­то­вой, Л. Ха­ку­ли­не­на, А. Ха­ку­ли­нен, Ф. Кар­лс­со­на; фольк­ло­ри­стов ­ки­на, В. В. Го­ло­ви­на, ­тер, А. А. По­теб­ни, Л. Вир­та­нен, С. Ти­мо­нен, В. Я. Ев­сее­ва, ­кка, ­нич­ной, Н. А. Ла­во­нен, ­па­но­вой; эт­но­ло­гов И. Ю. Ви­но­ку­ро­вой, П. Вир­та­ран­та, ­мен­ть­е­ва; ис­то­ри­ков ­ха, ­ки­на и др.

Ис­сле­до­ва­ние про­во­ди­лось на ма­те­риа­ле ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен, со­дер­жа­щих лек­си­ку усы­п­ле­ния или об­ра­ще­ние ко сну (око­ло 300 тек­стов), а так­же пе­сен, ис­пол­няе­мых в ка­че­ст­ве ко­лы­бель­ных (око­ло 300 тек­стов). Та­ким об­ра­зом, об­сле­до­ва­нию под­верг­лось око­ло 600 тек­стов из Научно­го ар­хи­ва КарНЦ РАН, Фонограммархива ИЯЛИ КарНЦ РАН, из­да­ния Suomen Kan­san Van­hat Runot, I (3), II, 1919, 1927 (Ста­рые пес­ни фин­ско­го на­ро­да), раз­лич­ных пись­мен­ных ис­точ­ни­ков (на­при­мер, сбор­ни­ка Vi­enal­ai­sia las­tenlau­luja, 1973 (Дет­ские пес­ни Бе­ло­мо­рья), дис­ков с за­пи­ся­ми ко­лы­бель­ных пе­сен, вы­пу­щен­ных в раз­ные го­ды фон­дом Juminkeko (г. Кух­мо, Фин­лян­дия), а так­же соб­ст­вен­ных экс­пе­ди­ци­он­ных за­пи­сей.

Объ­ек­том ис­сле­до­ва­ния яв­ля­ют­ся фо­не­ти­че­ские и грам­ма­ти­че­ские струк­ту­ры, а так­же лек­си­че­ские фор­мы, мар­ки­рую­щие язык ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен.

Ме­то­ды ис­сле­до­ва­ния. В рам­ках дан­но­го ис­сле­до­ва­ния при­ме­ня­лась ком­плекс­ная ме­то­ди­ка изу­че­ния язы­ка фольк­лор­но­го про­из­ве­де­ния. В раз­лич­ных час­тях ра­бо­ты при­ме­ня­лись опи­са­тель­но-ана­ли­ти­че­ский, тек­сто­ло­ги­че­ский, ком­па­ра­тив­ный ме­то­ды, рав­но как и ме­тод сти­ли­сти­че­ско­го экс­пе­ри­мен­та и ком­мен­ти­ро­ва­ния. Не­ко­то­рые ме­то­ды в от­дель­ных гла­вах бы­ли до­ми­ни­рую­щи­ми: на­при­мер, при рас­смот­ре­нии ал­ли­те­ра­ции ис­поль­зо­ва­лись, глав­ным об­ра­зом, ди­ст­ри­бу­тив­ный и по­зи­ци­он­но-мор­фе­ма­ти­че­ский ме­то­ды; в гла­ве по мор­фо­ло­гии и, час­тич­но, по лек­си­ке при­ме­нял­ся ме­тод мор­фем­но­го и сло­во­об­ра­зо­ва­тель­но­го ана­ли­за; прин­ци­пы ло­ги­ко-син­так­си­че­ско­го и струк­тур­но-функ­цио­наль­но­го ме­то­дов бы­ли наи­бо­лее ак­ту­аль­ны­ми при об­ра­ще­нии к син­так­си­су; ме­тод опи­са­ния по лек­си­ко-се­ман­ти­че­ским груп­пам со­ста­вил ос­но­ву гла­вы по лек­си­ке.

Ап­ро­ба­ция ра­бо­ты. Ре­зуль­та­ты ис­сле­до­ва­ния бы­ли пред­став­ле­ны в ви­де док­ла­дов на пя­ти кон­фе­рен­ци­ях: 1) Меж­ву­зов­ская на­уч­ная кон­фе­рен­ция «Буб­ри­хов­ские чте­ния: Во­про­сы лек­си­ко­ло­гии и лек­си­ко­гра­фии при­бал­тий­ско-фин­ских язы­ков», Пет­ро­за­водск, 2008; 2) Ме­ж­ду­на­род­ная на­уч­ная кон­фе­рен­ция сту­ден­тов-фин­но­уг­ро­ве­дов Ifusco XXV, Пет­ро­за­водск, 2009; 3) Ме­ж­ду­на­род­ная кон­фе­рен­ция «Ка­ле­ва­ла» в кон­тек­сте ми­ро­вой и ре­гио­наль­ной куль­ту­ры», Пет­ро­за­водск, 2009; 4) Ме­ж­ду­на­род­ная кон­фе­рен­ция «Буб­ри­хов­ские чте­ния: Про­бле­мы пе­ре­во­да и обу­че­ния пе­ре­во­дам», Пет­ро­за­водск, 2009; 5) Меж­ву­зов­ская кон­фе­рен­ция «Буб­ри­хов­ские чте­ния. Во­про­сы ис­то­ри­че­ско­го раз­ви­тия и со­вре­мен­ное со­стоя­ние язы­ков и куль­ту­ры при­бал­тий­ско-фин­ских на­ро­дов», Пет­ро­за­водск, 2010.

Струк­ту­ра и объ­ем ра­бо­ты. Дан­ное ис­сле­до­ва­ние со­сто­ит из пре­ди­сло­вия, вве­де­ния, шес­ти глав, по­свя­щен­ных лин­гво­фольк­ло­ри­сти­че­ским ос­но­вам дис­сер­та­ци­он­но­го ис­сле­до­ва­ния, ко­лы­бель­ным пес­ням как объ­ек­ту изу­че­ния, фо­но­ло­ги­че­ско­му, мор­фо­ло­ги­че­ско­му, син­так­си­че­ско­му и лек­си­че­ско­му ас­пек­там язы­ка ка­рель­ской ко­лы­бель­ной, за­клю­че­ния, спи­ска ли­те­ра­ту­ры и ис­точ­ни­ков, а так­же шес­ти при­ло­же­ний, спи­ска ин­фор­ман­тов и пе­реч­ня ис­точ­ни­ков ис­поль­зо­ван­ных тек­стов.

Со­дер­жа­ние ра­бо­ты

В пре­ди­сло­вии обос­но­вы­ва­ет­ся ак­ту­аль­ность ис­сле­до­ва­ния, оп­ре­де­ля­ет­ся его цель и за­да­чи, рас­смат­ри­ва­ет­ся ис­точ­ни­ко­вая ба­за, от­ме­ча­ет­ся на­уч­ная но­виз­на, ме­то­ды ана­ли­за ма­те­риа­ла, а так­же оце­ни­ва­ет­ся тео­ре­ти­че­ская и прак­ти­че­ская зна­чи­мость ра­бо­ты.

Во вве­де­нии по­яс­ня­ет­ся, как поя­ви­лась идея дан­ной ра­бо­ты; от­ме­ча­ет­ся раз­лич­ная со­хран­ность тек­стов ко­лы­бель­ных по тер­ри­то­ри­ям про­жи­ва­ния ка­ре­лов трех ло­каль­ных групп; пе­ре­чис­ля­ют­ся ос­нов­ные тео­ре­ти­че­ские ра­бо­ты, став­шие ба­зой для про­ве­ден­но­го ис­сле­до­ва­ния; обос­но­вы­ва­ет­ся пре­иму­ще­ст­во бу­к­валь­но­го пе­ре­во­да фольк­лор­ных тек­стов по срав­не­нию с ху­до­же­ст­вен­ным c це­лью пра­виль­но­го их тол­ко­ва­ния.

Гла­ва I «Тео­ре­ти­че­ские ос­но­вы ис­сле­до­ва­ния в све­те лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ки»

В пер­вом па­ра­гра­фе рас­смат­ри­ва­ет­ся пред­мет изу­че­ния лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ки как нау­ки о язы­ке фольк­ло­ра в пре­лом­ле­нии к изу­че­нию язы­ка ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен.

Тер­мин «лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ка» впер­вые был вве­ден в на­уч­ный обо­рот ­лен­ко в 1971 го­ду[2]. Впо­след­ст­вии воз­ник ряд школ, ис­сле­дую­щих язык фольк­ло­ра в дан­ном на­прав­ле­нии (кур­ская, пет­ро­за­вод­ская шко­лы).

В са­мом тер­ми­не «лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ка» вы­ра­жа­ет­ся уже суть под­хо­да к ис­сле­до­ва­нию уст­но­по­эти­че­ской ре­чи – вы­яв­ле­ние мес­та и функ­ции язы­ко­вой струк­ту­ры в фольк­лор­ном про­из­ве­де­нии, при этом оп­рав­дан­но од­но­вре­мен­ное ис­поль­зо­ва­ние лин­гвис­ти­че­ских и фольк­ло­ри­сти­че­ских ме­то­дов. Кро­ме то­го, лин­гво­фольк­ло­ри­сти­кой при­вле­ка­ют­ся дан­ные дру­гих на­ук (на­при­мер, пси­хо­лин­гви­сти­ки, эт­но­лин­гви­сти­ки, эт­но­гра­фии и т. д.).

Как в язы­ке ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ры, так и в язы­ке уст­но­го на­род­но­го твор­че­ст­ва раз­ли­ча­ют две сто­ро­ны, не­раз­рыв­но свя­зан­ные ме­ж­ду со­бой: 1) сто­ро­ну грам­ма­ти­че­скую и лек­си­че­скую, со­ста­вив­шие, глав­ным об­ра­зом, ос­но­ву дан­но­го ис­сле­до­ва­ния на ма­те­риа­ле ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен, и 2) сто­ро­ну вы­ра­зи­тель­ную, ху­до­же­ст­вен­ную, пред­став­ляю­щую со­бой в не­ко­то­рых слу­ча­ях на­ро­чи­тое ис­поль­зо­ва­ние тех или иных язы­ко­вых яв­ле­ний.

­лен­ко пред­ла­га­ет в ка­че­ст­ве пред­ме­та лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ки счи­тать фольк­лор­ный текст, по­ни­мая под ним не кон­крет­ный текст про­из­ве­де­ния уст­но­го на­род­но­го твор­че­ст­ва, а всё мно­го­об­ра­зие за­фик­си­ро­ван­ных тек­стов.

Лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ка рас­смат­ри­ва­ет так­же во­прос со­от­но­ше­ния фольк­лор­ных про­из­ве­де­ний с диа­лек­та­ми, на ко­то­рых они бы­ту­ют, по­сколь­ку язык фольк­ло­ра – это над­диа­лект­ная фор­ма.

Во вто­ром па­ра­гра­фе ана­ли­зи­ру­ет­ся, в ка­ком на­прав­ле­нии раз­ви­ва­ют­ся ис­сле­до­ва­тель­ские тра­ди­ции и ка­кие из них да­ют наи­луч­шие воз­мож­но­сти для изу­че­ния ас­пек­тов язы­ка ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни (име­ют­ся в ви­ду тра­ди­ции изу­че­ния фольк­ло­ра и язы­ка фин­лянд­ски­ми, рос­сий­ски­ми уче­ны­ми и ка­рель­ски­ми ис­сле­до­ва­те­ля­ми).

В треть­ем па­ра­гра­фе рас­смот­ре­ны ос­нов­ные от­ли­чия в изу­че­нии язы­ка фольк­ло­ра, пре­ж­де все­го, в Рос­сии и Фин­лян­дии. В Фин­лян­дии по­ня­тие, со­от­вет­ст­вую­щее по со­дер­жа­нию тер­ми­ну «лин­гво­фольк­ло­ри­сти­ка», не по­лу­чи­ло рас­про­стра­не­ния. При срав­не­нии двух ис­сле­до­ва­тель­ских тра­ди­ций вы­де­ле­ны их ха­рак­тер­ные осо­бен­но­сти: в фин­ской нау­ке на уров­не сфе­ры ин­те­ре­сов от­да­ют пред­поч­те­ние ис­сле­до­ва­нию язы­ка на «выс­шем» уров­не (т. е. сти­ли­сти­ке и по­эти­ке), в то вре­мя как в Рос­сии, кро­ме то­го, в по­след­нее вре­мя все ча­ще об­ра­ща­ют­ся к ис­сле­до­ва­нию фо­не­ти­ко-грам­ма­ти­че­ских и лек­си­ко-се­ман­ти­че­ских струк­тур язы­ка фольк­лор­но­го про­из­ве­де­ния.

В гла­ве II «Ко­лы­бель­ная пес­ня как объ­ект ис­сле­до­ва­ния» пред­став­лен взгляд на ко­лы­бель­ную пес­ню так­же с точ­ки зре­ния смеж­ных на­ук: фольк­ло­ри­сти­ки, эт­но­гра­фии и пе­да­го­ги­ки.

Ко­лы­бель­ная – это пес­ня, пред­на­зна­чен­ная для усы­п­ле­ния мла­ден­ца. Та­кие функ­ции ко­лы­бель­ной пес­ни, как усы­пи­тель­ная, за­щит­ная, про­гно­сти­че­ская, эпи­сте­мо­ло­ги­че­ская, обе­ре­га­ют пе­ре­ход ре­бен­ка от не­за­вер­шен­но­го, по пред­став­ле­ни­ям на­ро­да, «опас­но­го» для не­го со­стоя­ния, в за­вер­шен­ное «сча­ст­ли­вое бу­ду­щее»[3]. Важ­но, что в тра­ди­ци­он­ной куль­ту­ре мла­де­нец до со­ро­ка дней вос­при­ни­мал­ся как су­ще­ст­во, со­хра­няв­шее связь с по­тус­то­рон­ним ми­ром, от­ку­да он при­шел; этим обу­слов­ле­на ри­ту­аль­ная при­ро­да ко­лы­бель­ной пес­ни.

Ко­лы­бель­ная пес­ня мо­жет быть очень ко­рот­кой, по­вто­рять­ся не­сколь­ко раз, со­дер­жать в се­бе час­то встре­чаю­щий­ся реф­рен (на­при­мер, а-а, tuuti, hussaa и т. д.), но мо­жет быть и бо­лее длин­ной; час­то пес­ту­нья, убаю­ки­вая ре­бен­ка, соз­да­ет из ко­лы­бель­ных пе­сен длин­ные це­поч­ки, ис­пол­няя под­ряд все, что пом­нит. Ко­лы­бель­ной пес­не свой­ст­вен­на им­про­ви­за­ци­он­ность.

По­яв­ле­ние са­мых пер­вых ко­лы­бель­ных пе­сен свя­зы­ва­ют с пе­рио­дом сред­не­ве­ко­вья. В бай­ке со­су­ще­ст­ву­ют две ос­нов­ные те­мы – об­ра­ще­ние ко Сну с прось­бой усы­пить ре­бен­ка и прось­ба-пред­ска­за­ние ему удач­ной судь­бы:

Käyöz, uni, kätkyön peeh,

Anna undu da tervehytty.

При­ди, Сон, к из­го­ло­вью зыб­ки,

Дай сна и здо­ро­вья.

Для тра­ди­ци­он­ной карельской ко­лы­бель­ной пес­ни свой­ст­ве­нен ка­ле­валь­ский раз­мер (вось­ми­стоп­ный хо­рей), по­это­му ко­лы­бель­ные пес­ни ка­ле­валь­ско­го раз­ме­ра мож­но на­звать ко­лы­бель­ны­ми ру­на­ми:

U-ni ∕ uu-hel ∕ la-a ∕ jau-ve,

Kuok-ka∕ sar-vel∕ la-kä∕ ve-löy.

Сон на ба­ра­не едет,

На ро­га­том идет.

В не­ко­то­рых рай­онах Ка­ре­лии в ка­че­ст­ве дет­ских пе­сен (в том чис­ле ко­лы­бель­ных) час­то ис­пол­ня­ли эпи­чес­кие пес­ни. При­чи­на это­го, ве­ро­ят­но, за­клю­ча­ет­ся не толь­ко в рит­ми­че­ском един­ст­ве двух жан­ров, но и в том, что ру­ны со­дер­жат очень важ­ные для ка­ре­лов и дру­гих при­бал­тий­ско-фин­ских на­ро­дов ми­фы, на­шед­шие от­ра­же­ние в раз­лич­ных жан­рах фольк­ло­ра, а так­же в дру­гих сфе­рах, на­при­мер, в на­род­ной пе­да­го­ги­ке. Во­об­ще, ко­лы­бель­ные пес­ни как часть ка­рель­ско­го фольк­ло­ра об­ла­да­ют его по­эти­че­ски­ми и сти­ли­сти­че­ски­ми осо­бен­но­стя­ми (ал­ли­те­ра­ция, па­рал­ле­лизм, гра­да­ция и др.).

За вос­пи­та­ние де­тей в ка­рель­ской се­мье тра­ди­ци­он­но от­ве­ча­ла жен­щи­на (ма­ма, ба­буш­ка), ино­гда стар­шие де­ти. В боль­ших семь­ях, в ко­то­рые вхо­ди­ло по не­сколь­ко брать­ев с семь­я­ми, свек­ро­ви при­хо­ди­лось нян­чить двух-трех и бо­лее де­тей од­но­вре­мен­но: по­сле ро­дов не­вест­кам нуж­но бы­ло по­ско­рее вер­нуть­ся к де­лам по хо­зяй­ст­ву. Зыб­ка под­ве­ши­ва­лась на ма­ти­цу в жен­ском уг­лу – «sopessa» (часть из­бы око­ло пе­чи), что­бы жен­щи­на, хло­по­тав­шая по хо­зяй­ст­ву, мог­ла од­но­вре­мен­но ка­чать ре­бен­ка. Кро­ме то­го, рас­по­ло­же­ние ко­лы­бе­ли вбли­зи пе­чи обес­пе­чи­ва­ло мла­ден­цу, по пред­став­ле­ни­ям ка­ре­лов, по­кро­ви­тель­ст­во до­мо­во­го.

Ре­бе­нок пер­вые шесть не­дель жиз­ни, важ­но­го с точ­ки зре­ния ини­циа­ции вре­ме­ни, спал в кор­зи­не из лу­чи­ны, из­го­тов­лен­ной от­цом или близ­ки­ми род­ст­вен­ни­ка­ми-муж­чи­на­ми, в свя­зи с этим мла­ден­ца в ка­рель­ском язы­ке час­то на­зы­ва­ют vakahaini, vagahaini (<vakka 'корзина'[4]) 'новорожденный', букв. 'находящийся в кор­зи­не'. За­тем его пе­ре­кла­ды­ва­ли в люль­ку. Во­об­ще, на рит­ми­ку ба­ек влия­ли раз­лич­ные ти­пы ко­лы­бе­лей, под­вес­ных, ли­бо ус­та­нов­лен­ных на по­лозь­ях[5].

В сю­же­тах ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни от­ра­зи­лись кар­ти­ны по­все­днев­ной жиз­ни: ве­ра в Бо­га, хо­зяй­ст­вен­ные за­ня­тия, об­раз жиз­ни, жи­вот­ные, жи­ву­щие ря­дом, мыс­ли о бу­ду­щем ре­бен­ка и пр., ино­гда на­хо­ди­ли ме­сто да­же от­го­ло­ски ми­ро­вой ис­то­рии (вой­ны, важ­ные ис­то­ри­че­ские со­бы­тия). Как по­ка­зал ана­лиз тек­стов пе­сен, глав­ным от­ли­чи­ем ка­рель­ских ба­ек от рус­ских яв­ля­ет­ся яр­ко вы­ра­жен­ное в них от­но­ше­ние к жиз­ни, на­стоя­щей и бу­ду­щей: в рус­ских ко­лы­бель­ных про­сле­жи­ва­ет­ся свое­об­раз­ная меч­та­тель­ность ма­те­ри или ня­ни, в то вре­мя как в ка­рель­ских − боль­ше кон­кре­ти­ки, мо­ти­вы чер­па­лись из ок­ру­жаю­щей по­все­днев­ной дей­ст­ви­тель­но­сти, без ее идеа­ли­за­ции.

Сре­ди ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен за­фик­си­ро­ва­ны и так на­зы­вае­мые «смерт­ные бай­ки» (в них при­зы­ва­ет­ся смерть к ре­бен­ку), на­при­мер:

Kunpa sie jos kuolisiit,

Ni harakkaiset ne hauvan kaivais,

Pikku lintuset virret laulais.

Ес­ли бы ты толь­ко умер,

Со­ро­ки бы мо­ги­лу вы­ко­па­ли,

Ма­лень­кие пти­цы пес­ни спе­ли.

От­но­си­тель­но при­ро­ды их воз­ник­но­ве­ния ис­сле­до­ва­те­ля­ми вы­дви­га­ют­ся раз­ные до­гад­ки. Пред­став­ля­ет­ся все же наи­бо­лее ве­ро­ят­ным, что смерт­ные бай­ки ис­пол­ня­лись в ри­ту­аль­ных це­лях: для об­ма­на злых ду­хов и смер­ти, что­бы они ос­та­ви­ли ре­бен­ка в по­кое.

Ес­ли го­во­рить о пе­да­го­ги­че­ской функ­ции ко­лы­бель­ной пес­ни, то по­ми­мо прак­ти­че­ской це­ли – усы­п­ле­ния – они дос­тав­ля­ли мла­ден­цу ра­дость. Счи­та­лось, что с шес­ти­не­дель­но­го воз­рас­та ре­бе­нок по­ни­ма­ет об­ра­ще­ние к не­му, реа­ги­ру­ет улыб­кой на сло­ва взрос­лых.

Мир, вы­стро­ен­ный в су­ще­ст­вую­щих ко­лы­бель­ных пес­нях взрос­лы­ми, ко­неч­но же, на­мно­го про­за­ич­нее то­го, что мог­ли бы вы­ду­мать ма­лень­кие де­ти. Од­на­ко дей­ст­ви­тель­ность, соз­да­вае­мая в бай­ке стар­ши­ми, вы­сту­паю­щая в ка­че­ст­ве пред­ме­та ис­сле­до­ва­ния, ис­клю­чи­тель­но ин­те­рес­на. Взрос­лый с вы­со­ты сво­его жи­тей­ско­го опы­та, от все­го лю­бя­ще­го серд­ца, с по­до­баю­щей ро­ди­те­лю стро­го­стью вме­ща­ет в ко­лы­бель­ную пес­ню то, на его взгляд важ­ное, что сде­ла­ет ре­бен­ка сча­ст­ли­вее, до­б­рее, ум­нее и пр.

Гла­ва III «Фо­но­ло­ги­че­ский ас­пект изу­че­ния язы­ка ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни».

В дан­ной гла­ве рас­смот­ре­ны спо­со­бы по­строе­ния ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни с точ­ки зре­ния ее зву­ча­ния: по­ка­за­ны слу­чаи ал­ли­те­ра­ции, ха­рак­тер­ной для мно­гих жан­ров фольк­ло­ра при­бал­тий­ско-фин­ских на­ро­дов, про­ана­ли­зи­ро­ван от­бор лек­сем с точ­ки зре­ния их зву­ко­во­го об­ли­ка, рас­смот­ре­ны функ­ции лек­си­ки усы­п­ле­ния.

В пер­вом па­ра­гра­фе под­верг­ну­ты ана­ли­зу слу­чаи ис­поль­зо­ва­ния ал­ли­те­ра­ции (на­чаль­ной риф­мы) в ко­лы­бель­ной пес­не.

Ал­ли­те­ра­ция мо­жет ха­рак­те­ри­зо­вать­ся как ме­сто­по­ло­же­ни­ем, так и ин­тен­сив­но­стью. Для тек­стов ко­лы­бель­ных пе­сен наи­бо­лее ха­рак­тер­ны ал­ли­те­ра­ци­он­ные со­зву­чия в двух сло­вах в пре­де­лах од­ной стро­ки:

Tule, uni, uinottamah,

Anheline avuttamah.

При­ди, Сон, усы­п­лять,

При­ди, ан­ге­лок, по­мо­гать.

Слу­чаи ал­ли­те­ра­ции в трех сло­вах в пре­де­лах од­ной стро­ки не так рас­про­стра­не­ны:

Kuro lapsen korvat kiini,

Kuro kultarenkahilla.

За­тя­ни ре­бен­ку уши,

За­тя­ни зо­ло­ты­ми об­ру­ча­ми.

Пред­став­ля­ет ин­те­рес оби­лие ино­ска­за­тель­ных обо­зна­че­ний ре­бен­ка, ко­то­рые по­лу­чи­ли рас­про­стра­не­ние в бай­ке, ве­ро­ят­но, бла­го­да­ря в том чис­ле и фе­но­ме­ну ал­ли­те­ра­ции. В тек­стах, со­дер­жа­щих ино­ска­за­тель­ные об­ра­ще­ния к мла­ден­цу, ал­ли­те­ра­ция час­то за­тра­ги­ва­ет реф­рен или гла­гол, обо­зна­чаю­щий дей­ст­вие «баю­кать, усы­п­лять», и соб­ст­вен­но сло­во, ино­ска­за­тель­но на­зы­ваю­щее ре­бен­ка: uinoo, uvelmoine 'усни, рос­то­чек'; tuuti tuomenkukkua 'туути, цве­ток че­ре­му­хи'; vakauttelen vakavaista 'успокаиваю спо­кой­но­го'. Час­тот­ны так­же слу­чаи, ко­гда ино­ска­за­ния всту­па­ют в ал­ли­те­ра­ци­он­ные от­но­ше­ния с эпи­те­том (1) или сло­вом, обо­зна­чаю­щим ме­сто на­хо­ж­де­ния ре­бен­ка (2):

Onko lasta kätkyössä,

(1) Pientä peipoista sijalla?

(2) Vakavaista vaipan alla?

Есть ли ре­бе­нок в зыб­ке,

(1) Ма­лень­кий зяб­лик в по­сте­ли?

(2) Спо­кой­нень­кий под одея­лом?

Аллитерация может выступать не только в начале слова (makauttele maitosuuta 'усыпляй молочный рот'), но часто затрагивает также середину сложных слов (piimäleukana levätä 'отдыхать подбородку в простокваше').

С по­сте­пен­ным заб­ве­ни­ем тра­ди­ции ис­пол­не­ния ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен ал­ли­те­ра­ция ухо­дит из тек­стов ба­ек, как и дру­гих жан­ров фольк­ло­ра.

Во вто­ром па­ра­гра­фе рас­смат­ри­ва­ют­ся фо­не­ти­че­ские осо­бен­но­сти лек­си­ки усы­п­ле­ния в ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­не.

Реф­ре­ны ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни, сре­ди ко­то­рых есть как тра­ди­ци­он­ные для ка­рель­ско­го фольк­ло­ра фор­мы (аа, ani, hussaa, tuudi/, tuuti(e)), так и за­им­ст­во­ва­ния из рус­ской тра­ди­ции (bai, baju/pai, pa(i)ju, l'u(u)li), фо­не­ти­че­ски при­спо­соб­ле­ны для усы­п­ле­ния мла­ден­ца. Звуки аа, tuu создают эффект монотонности в колыбельной песне, кроме того, представляется уместным связывать происхождение tuu со скрипом колыбели:

Makuuh lapsen muanittelen.

Tuu-tuu, tuu-tu-lu-luu.

В дре­му (букв.) ре­бен­ка за­ма­ню.

Туу-туу, туу-ту-лу-луу.

Мо­ти­ви­ро­ван­ность де­ск­рип­тив­ной лек­си­ки ее зву­ко­вым об­ли­ком спо­соб­ст­во­ва­ла ак­тив­но­му вклю­че­нию дан­но­го пла­ста язы­ка в тек­сты ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен. Ис­поль­зо­ва­ние де­ск­рип­тив­ных гла­го­лов в бай­ке спо­соб­ст­ву­ет обо­га­ще­нию тек­стов си­но­ни­ма­ми, вы­ра­жаю­щи­ми раз­ную сте­пень вне­зап­но­сти, ка­че­ст­ва, энер­гич­но­сти дей­ст­вия:

Kikki hyppäi kiikun peällä,

Lekahutti lasta.

Кот [ко­те­нок] прыг­нул на печь,

Кач­нул ре­бен­ка.

Де­ск­рип­тив­ные гла­го­лы, пред­став­лен­ные в ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­не, де­лят­ся на зву­ко­изо­бра­зи­тель­ные, на­при­мер, baibattua (paipattua), tuuvittua 'баюкать', и не­зву­ко­изо­бра­зи­тель­ные heiluo 'качаться', vuaputella 'качать, рас­ка­чи­вать':

Tuuvvin, tuuvvin turvakseni,

Vuaputtelen varakseni.

Баю­каю, баю­каю се­бе на опо­ру,

Ка­чаю на под­держ­ку в ста­рос­ти.

В ка­рель­скую ко­лы­бель­ную пес­ню осо­бую неж­ность прив­но­сит ис­поль­зо­ва­ние зву­ко­под­ра­жа­тель­ной лек­си­ки, се­ман­ти­че­ски свя­зан­ной с ми­ром птиц, что, оче­вид­но, ос­но­ва­но на ас­со­циа­ции об­раза ре­бен­ка с пти­цей:

Piis, piis, pikkulintu,

Missä sulla pesä?

Пи-пи, ма­лень­кая пти­ца,

Где у те­бя гнез­до?

Не­со­мнен­но, ал­ли­те­ра­ция, реф­ре­ны и де­ск­рип­тив­ная лек­си­ка – это важ­ней­шие мар­ке­ры фо­не­ти­че­ско­го об­ли­ка язы­ка пес­то­ва­ния, обу­слав­ли­ваю­щие экс­прес­сив­ность язы­ка ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни.

Гла­ва IV «Мор­фо­ло­ги­че­ский ас­пект изу­че­ния язы­ка ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни».

Ос­нов­ное вни­ма­ние в дан­ной гла­ве со­сре­до­то­че­но лишь на от­дель­ных мо­мен­тах (ди­ми­ну­тив­ных и при­тя­жа­тель­ных суф­фик­сах, се­ман­ти­ке и упот­реб­ле­нии транс­ла­ти­ва и не­ко­то­рых ред­ких па­де­жей, осо­бен­но­стях и функ­ци­ях по­ве­ли­тель­ной фор­мы гла­го­ла), ко­то­рые ха­рак­те­ри­зу­ют свое­об­ра­зие язы­ка ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен с точ­ки зре­ния мор­фо­ло­гии.

В пер­вом па­ра­гра­фе рас­смат­ри­ва­ют­ся ди­ми­ну­тив­ные и при­тя­жа­тель­ные суф­фик­сы в тек­стах ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен.

Ди­ми­ну­тив­ные суф­фик­сы.

1) Са­мым рас­про­стра­нен­ным ди­ми­ну­тив­ным суф­фик­сом у имен при об­ра­ще­нии к ре­бен­ку в ка­рель­ской ко­лы­бель­ной вы­сту­па­ет -(i)ni/-(i)ne:

Magua, magua, pikkaraine,

Uinuo, uinuo, uvelmoine.

Спи, спи, ма­лень­кий,

Ус­ни, ус­ни, рос­то­чек.

2) Ме­нее рас­про­стра­нен суф­фикс -hut, -hyt и -ut(d), -yt(d):

Tuuti, tuuti, lapsuttani,

Lapsuttani, pienuttani.

Туу­ти, туу­ти, ре­бе­ноч­ка,

Ре­бе­ноч­ка, ма­лень­ко­го.

3) Ди­ми­ну­тив с суф­фик­сом -kkaini, -kkäini/-kkaine, -kkäine так­же не очень рас­про­стра­нен:

Tule, uni, ulkosista (…)

Hullukkaisen huonuksilla.

При­ди, сон, с уло­чек (…)

К не­смыш­ле­нень­ко­му в из­бу.

Под воз­дей­ст­ви­ем рус­ской тра­ди­ции, в ка­рель­скую ко­лы­бель­ную в XX ве­ке пе­ре­ко­че­ва­ли рус­ские реф­ре­ны «бай (баю)», «лю­ли» c ди­ми­ну­тив­ным суф­фик­сом - ушк/-юшк в фор­ме мно­же­ст­вен­но­го чис­ла: pa(i)juški, 'баюшки', l'ul'uški 'люлюшки':

Paju, paju, paijuški,

Tuuti, tuuti, tuutuški.

Баю, баю, ба­юш­ки,

Туу­ти, туу­ти, туу­туш­ки.

Из при­ме­ра вид­но, что и из тра­ди­ци­он­но­го ка­рель­ско­го реф­ре­на tuuti 'туути' по мо­де­ли реф­ре­на «ба­юш­ки» (бай+ушк+и) об­ра­зо­ва­лась фор­ма tuutuški (tuuti+ušk+i).

Ис­поль­зо­ва­ние умень­ши­тель­но-лас­ка­тель­ных суф­фик­сов в бай­ке от­ра­жа­ет осо­бое, неж­ное от­но­ше­ние взрос­лых к ми­ру дет­ст­ва, в ко­то­ром пре­бы­ва­ет ре­бе­нок. Ди­ми­ну­тив­ные суф­фик­сы упот­реб­ля­ют­ся не толь­ко в от­но­ше­нии ре­бен­ка (напр., lintuni 'птичка' и т. д.), но и при опи­са­нии все­го ок­ру­жаю­ще­го его бы­та:

Tule, uni, uinottamaa (…)

Lepäižil peručaižil,

Koivužil koretaižil.

При­ди, Сон, усы­п­лять (…)

На оль­хо­вых са­ноч­ках,

На бе­ре­зо­вых дро­вен­ках.

Ди­ми­ну­тив­ный суф­фикс -ni/-ne ино­гда при­мы­ка­ет к реф­ре­ну tuuti 'туути', pai 'бай', эмо­цио­наль­но обо­га­щая ко­лы­бель­ную пес­ню:

Pai, pai, paipaseh,

Tuuti, tuuti, tutuseh.

Баю, баю, ба­юш­ки,

Туу­ти, туу­ти, туу­туш­ки.

Ди­ми­ну­тив­ный суф­фикс со­про­во­ж­да­ет час­то так­же об­раз Сна:

Tulepa se tuutuva ununi,

Käypä, uni, kätkysiihe.

При­хо­ди-ка, убаю­ки­ваю­щий Сон­чик,

При­хо­ди, Сон, в ко­лы­бель­ку.

Ве­ро­ят­но, в дан­ном слу­чае с по­мо­щью умень­ши­тель­но-лас­ка­тель­но­го суф­фик­са вы­ра­жа­ет­ся ува­же­ние к пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­но­му об­ра­зу Сна, в чем, как счи­та­ют не­ко­то­рые язы­ко­ве­ды[6], про­яв­ля­ет­ся од­но из зна­че­ний ди­ми­ну­тив­ных суф­фик­сов.

Зна­че­ние при­тя­жа­тель­ных суф­фик­сов – ука­за­ние на при­над­леж­ность пред­ме­та, яв­ле­ния и пр. оп­ре­де­лен­но­му ли­цу.

В со­вре­мен­ном рус­ском ли­те­ра­тур­ном язы­ке зна­че­ние по­сес­сив­но­сти пе­ре­да­ет­ся лишь че­рез суф­фик­сы третье­го ли­ца (напр. ма­мин пла­ток, Да­мок­лов меч) в от­ли­чие от при­бал­тий­ско-фин­ских язы­ков, в ко­то­рых при­над­леж­ность лю­бо­му ли­цу мож­но вы­ра­зить с по­мо­щью при­тя­жа­тель­но­го суф­фик­са.

Как по­ла­га­ют лин­гвис­ты, по­сес­сив­ные суф­фик­сы раз­ви­лись из лич­ных ме­сто­име­ний, упот­реб­лен­ных в функ­ции при­тя­жа­тель­ных ме­сто­име­ний еще в пра­фин­но-угор­ском язы­ке-ос­но­ве. При­тя­жа­тель­ные суф­фик­сы в при­бал­тий­ско-фин­ских язы­ках – это по­сте­пен­но ухо­дя­щая из язы­ка ка­те­го­рия, на сме­ну ко­то­рой при­хо­дит ана­ли­ти­че­ская кон­ст­рук­ция с при­тя­жа­тель­ным ме­сто­име­ни­ем (ср. в фин­ском язы­ке: kirjani minun kirja 'моя кни­га', lapsesi sinun lapsi). На се­го­дняш­ний день по­сес­сив­ные суф­фик­сы со­хра­ни­лись лишь в соб­ст­вен­но-ка­рель­ском на­ре­чии ка­рель­ско­го язы­ка.

Ха­рак­тер­ной чер­той ка­рель­ско­го фольк­ло­ра, и ба­ек в ча­ст­но­сти, яв­ля­ет­ся од­но­вре­мен­ное при­сое­ди­не­нии к ос­но­ве умень­ши­тель­но-лас­ка­тель­но­го и при­тя­жа­тель­но­го суф­фик­сов. Ди­ми­ну­тив­ный суф­фикс в этом слу­чае пред­ше­ст­ву­ет при­тя­жа­тель­но­му: lintuseni (lintu+ni>se+ni) (собств.-кар.), linduizeni (lindu+ine>ize+ni) (ливв.) 'моя птич­ка'.

Глав­ным зна­че­ни­ем рас­смат­ри­вае­мо­го суф­фик­са в со­ста­ве ино­ска­за­тель­ных обо­зна­че­ний ре­бен­ка яв­ля­ет­ся вы­ра­же­ние вос­пи­та­те­лем люб­ви к не­му:

Baji, baji, linduizeni,

Baji, baji, pikkarastu.

Баю, баю, мою пта­шеч­ку,

Баю, баю, ма­лень­кую.

Ис­сле­до­ва­те­ля­ми от­ме­ча­ет­ся и важ­ный ох­ран­ный смысл при­тя­жа­тель­ных форм в тек­стах ко­лы­бель­ных пе­сен («мой» зна­чит «не­чу­жой»).

Во вто­ром па­ра­гра­фе на ос­но­ве ис­поль­зо­ва­ния в тек­стах ко­лы­бель­ных пе­сен ред­ко­упот­ре­би­мых в со­вре­мен­ном ка­рель­ском язы­ке па­де­жей (ин­ст­рук­ти­ва, про­ла­ти­ва, ко­ми­та­ти­ва), а так­же тран­ла­ти­ва ана­ли­зи­ру­ет­ся, как с по­мо­щью на­зван­ных сло­во­из­ме­ни­тель­ных форм пе­ре­да­ют­ся осо­бен­но­сти об­раза жиз­ни и ми­ро­воз­зре­ния ка­ре­лов, на­при­мер:

Miepä laulan lapsin kaksin,

Тule Luoja kolmanneksi...

Я пою с дву­мя деть­ми,

При­ди, Гос­подь, треть­им…

В ука­зан­ном при­ме­ре па­деж ин­ст­рук­тив с окон­ча­ни­ем - n (глав­ное зна­че­ние: от­ра­же­ние спо­со­ба дей­ст­вия) по­зво­ля­ет пе­ре­дать эт­но­гра­фи­че­скую ре­аль­ность, а имен­но фе­но­мен боль­шой се­мьи, в ко­то­рой стар­шей жен­щи­не от­во­ди­лась роль вос­пи­та­те­ля сво­их вну­ков-од­но­го­док.

С точ­ки зре­ния по­сти­же­ния пе­да­го­ги­че­ских ос­нов пес­ту­ньи ин­те­рес­но ис­поль­зо­ва­ние в тек­стах ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пе­сен и па­де­жа транс­ла­ти­ва. Транс­ла­тив, или пре­вра­ти­тель­ный па­деж, рас­смат­ри­ва­ют как аб­ст­ракт­ный ло­ка­тив­ный па­деж. По­ка­за­те­лем транс­ла­ти­ва в ка­рель­ском язы­ке яв­ля­ет­ся окон­ча­ние -kse (ливв.)/-ksi (собств.-кар.)/-ks (люд.). Од­ним из ос­нов­ных зна­че­ний транс­ла­ти­ва, осо­бен­но важ­ным при ана­ли­зе язы­ка ко­лы­бель­ной, яв­ля­ет­ся зна­че­ние «ста­нов­ле­ния кем-ни­будь, чем-ни­будь, пе­ре­ход в ка­кое-ни­будь со­стоя­ние, по­ло­же­ние, пре­вра­ще­ние во что-ни­будь». В ис­поль­зо­ва­нии транс­ла­тив­ных кон­ст­рук­ций, со­стоя­щих из ска­зуе­мо­го (напр. tuutie, vuaputella ‘ка­чать', 'баюкать') в фор­ме пер­во­го ли­ца ед. чис­ла и до­пол­не­ния, обо­зна­чаю­ще­го ре­бен­ка, в фор­ме пар­ти­ти­ва, а так­же об­стоя­тель­ст­ва в фор­ме транс­ла­ти­ва на­хо­дят от­ра­же­ние же­ла­ния ма­те­ри (или пес­ту­ньи) о пред­поч­ти­тель­ной про­фес­сии или луч­шем ста­ту­се для ма­лы­ша в даль­ней­шей жиз­ни, в чем про­яв­ля­ют­ся ме­ха­низ­мы син­кре­ти­че­ско­го мыш­ле­ния:

Tuuvvin lasta tuomariksi...

Ка­чаю ре­бен­ка в су­дьи

Ска­зуе­мое в та­ких кон­ст­рук­ци­ях мо­жет вы­ра­жать­ся так­же реф­ре­ном tuuti:

Tuutipa lasta tuomariksi,

Kipukirjan kantajiksi.

Туу­ти, ре­бен­ка, в су­дьи,

(Де­ло­вые) бу­ма­ги но­сить.

В треть­ем па­ра­гра­фе рас­смат­ри­ва­ют­ся осо­бен­но­сти ис­поль­зо­ва­ния и се­ман­ти­ки по­ве­ли­тель­но­го на­кло­не­ния в тек­стах ко­лы­бель­ных.

Ви­ды вы­яв­лен­ных в пес­нях им­пе­ра­тив­ных форм:

1) Оди­ноч­ные им­пе­ра­тив­ные фор­мы:

Elä itke ilmain syytä,

Ilman vaivatta valita.

Не плачь без при­чи­ны,

Не жа­луй­ся без бо­ли.

2) им­пе­ра­тив + фор­ма I ин­фи­ни­ти­ва:

Anna muata lapsen pienen,

N'ukkuo nurajamattа.

Дай по­спать ма­лень­ко­му ре­бен­ку,

Под­ре­мать без­звуч­но.

3) им­пе­ра­тив + фор­ма III ин­фи­ни­ти­ва в ил­ла­ти­ве:

Tule, uni, uinottamah,

Tule, makuu, muanittamah.

При­ди, Сон, усы­п­лять,

При­ди, Дре­ма, за­ма­ни­вать.

По­ве­ли­тель­ное на­кло­не­ние гла­го­ла в фор­ме 2 ли­ца ед. ч., грам­ма­ти­че­ски вы­ра­жен­ное лишь лек­си­че­ской ос­но­вой (uinuo! 'усни!', magoo! 'спи!'), вы­пол­ня­ет важ­ные функ­ции в язы­ке ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни. Во-пер­вых, ис­поль­зо­ва­ние им­пе­ра­ти­ва спо­соб­ст­ву­ет ре­ше­нию эле­мен­тар­ных пе­да­го­ги­че­ских за­дач. Во-вто­рых, как по­ла­га­ют ис­сле­до­ва­те­ли, с его по­мо­щью взрос­лый обе­ре­гал ре­бен­ка от дей­ст­вия злых сил. В этом от­но­ше­нии ко­лы­бель­ные пес­ни на­по­ми­на­ют за­го­во­ры. Со­пос­тав­ле­ние тек­стов двух жан­ров фольк­ло­ра по­зво­ля­ет вы­явить их общ­ность как в язы­ко­вом, так и ком­по­зи­ци­он­ном от­но­ше­нии, на­при­мер, сле­дую­щие стро­ки за­го­во­ра от ноч­ни­цы бы­ту­ют и в бай­ках:

Makua, kuin muamon vačas,

Viru, kuin vesihako,

Elä tunne tulijaista...

Спи, как в ма­ми­ном жи­во­те,

Ле­жи, как коряга в во­де,

Не уз­на­вай при­хо­дя­ще­го…

Гла­ва V «Син­так­си­че­ский ас­пект изу­че­ния язы­ка ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни».

В гла­ве вы­яв­ля­ют­ся спо­со­бы ре­пре­зен­та­ции ми­ра дет­ст­ва по­сред­ст­вом син­так­си­са ко­лы­бель­ной пес­ни, по­сколь­ку ка­ж­дый жанр фольк­ло­ра ха­рак­те­ри­зу­ет­ся оп­ре­де­лен­ным на­бо­ром син­так­си­че­ских фи­гур, обу­слов­лен­ных его спе­ци­фи­кой и функ­ци­ей.

В пер­вом па­ра­гра­фе кон­ста­ти­ру­ет­ся факт эво­лю­цио­ни­ро­ва­ния син­так­си­че­ских струк­тур под влия­ни­ем со­сед­них язы­ков в ус­ло­ви­ях дву­язы­чия. За­да­ча изу­че­ния сло­во­со­че­та­ния и пред­ло­же­ния ос­лож­не­на от­сут­ст­ви­ем мо­но­гра­фи­че­ских ра­бот и ме­то­дик по ис­сле­до­ва­нию син­так­си­са язы­ка фольк­лор­ных про­из­ве­де­ний на ка­рель­ском ма­те­риа­ле, по­это­му в дан­ной ра­бо­те при­ме­ня­ет­ся по­пу­ляр­ный в рос­сий­ской нау­ке струк­тур­но-функ­цио­наль­ный ана­лиз.

Во вто­ром па­ра­гра­фе пред­став­лен об­зор мар­ки­рую­щих ко­лы­бель­ную пес­ню сло­во­со­че­та­ний в со­от­вет­ст­вии с ра­бо­той В. П. Фе­до­то­вой «Очерк син­так­си­са ка­рель­ско­го язы­ка» (1990). Вы­яв­ле­ны сле­дую­щие еди­ни­цы:

1) Гла­голь­ное сло­во­со­че­та­ние с за­ви­си­мым име­нем в пар­ти­ти­ве, вы­ра­жа­ет дли­тель­ное не­за­кон­чен­ное дей­ст­вие, на­прав­лен­ное на оду­шев­лен­ное ли­цо (tuutie lasta 'баюкать ре­бен­ка', magaittua piendy lastu 'усыплять ма­лень­ко­го ре­бен­ка' и др.):

Uinottelen pienokaista,

Vakauttelen vakahaista.

Усы­п­ляю ма­лы­ша,

Ус­по­каи­ваю но­во­ро­ж­ден­но­го.

В рас­смат­ри­вае­мой мо­де­ли в функ­ции гла­го­ла час­то вы­сту­па­ют реф­ре­ны, ко­то­рые не со­об­ща­ют о том, как и ка­кое дей­ст­вие со­вер­ша­ет­ся, а лишь вы­сту­па­ют в свое­об­раз­ной ро­ли по­бу­ж­де­ния к дей­ст­вию:

Bai, bai, pikkaraiste lapsušte,

L'uuli, l'uuli, poigašte,

Bai, piendy pun'ušte!

Баю-баю, ма­лень­ко­го ре­бе­ноч­ка,

Лю­ли, лю­ли, маль­чи­ка,

Баю, ма­лень­кую крош­ку (усл.)

2) В гла­голь­ном сло­во­со­че­та­нии с за­ви­си­мым име­нем в ак­ку­за­ти­ве так­же вы­сту­па­ют объ­ект­ные от­но­ше­ния (laulan lapsen virren 'спою дет­скую пес­ню', laulan šuvilinnun laulun 'спою пес­ню юж­ной пти­цы'):

Mie se laulan lammin lumen,

Meren lummen luikutan.

Я спою кув­шин­ку лам­бы,

Про­кри­чу (усл.) кув­шин­ку мо­ря.

Ис­поль­зо­ва­ние па­де­жа ак­ку­за­ти­ва, иден­ти­фи­ци­руе­мо­го в язы­ке лишь на уров­не син­так­си­са, ука­зы­ва­ет на ре­зуль­та­тив­ность дей­ст­вия.

3) Гла­голь­ное сло­во­со­че­та­ние с за­ви­си­мым име­нем в ал­ла­ти­ве (ливв.), адес­си­ве-ал­ла­ти­ве (собств.-кар.) вы­ра­жа­ет дей­ст­вие, на­прав­лен­ное на ад­ре­са­та: soittua hoikkasormella 'играть тон­ко­па­ло­му', pieksyä kieltä pienellä 'трепать язы­ком ма­лень­ко­му':

Miepä se laulan lapsellani,

Enkä kellä muilla.

Я пою мо­ему ре­бен­ку,

И не пою дру­гим.

4) Гла­голь­ное сло­во­со­че­та­ние с за­ви­си­мым име­нем в транс­ла­ти­ве, обо­зна­чаю­щее про­цесс пе­ре­хо­да в ка­кое-ли­бо по­ло­же­ние, со­стоя­ние, в тек­стах ко­лы­бель­ных пред­став­ле­но дву­мя ва­ри­ан­та­ми: а) часть мо­де­лей с ука­зан­ной се­ман­ти­кой вы­ра­жа­ет пря­мые объ­ект­ные от­но­ше­ния: heiluo herraksi hyväksi 'качаться в хо­ро­ше­го гос­по­ди­на', kiikkuo suutijaksi/suuren čupun istujaksi и т. д. 'качаться в су­дьи/в си­дя­ще­го в боль­шом уг­лу' и др.; б) в иных слу­ча­ях в сло­во­со­че­та­нии пред­став­ле­но двой­ное управ­ле­ние, т. е. гла­гол всту­па­ет в от­но­ше­ния с дву­мя су­ще­ст­ви­тель­ны­ми: tuutie lasta 'баюкать ре­бен­ка' и tuutie turvakseni/puijen pilkkojaksi 'баюкать на свою опо­ру/в ко­лю­ще­го дро­ва' и др. Вме­сто гла­го­ла мо­жет вы­сту­пать так­же реф­рен в том же зна­че­нии:

Tuuvin lasta tuomariksi,

Baiju, lasta baijariksi.

Баю­каю ре­бен­ка в су­дьи,

Баю, ре­бен­ка – в боя­ре.

В треть­ем па­ра­гра­фе пред­став­ле­ны син­так­си­че­ские струк­ту­ры ти­пич­ных для ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни пред­ло­же­ний на ос­но­ве при­ня­тых в из­да­нии «Iso suomen kielioppi» (Боль­шая грам­ма­ти­ка фин­ско­го язы­ка) (2004) со­кра­ще­ний[7].

1) Им­пе­ра­тив­ные пред­ло­же­ния в ко­лы­бель­ной пес­не пред­став­ле­ны сле­дую­щи­ми мо­де­ля­ми:

А) Nuču, nuču, nurmilintu,

čy, čy, väistärikki.

Спи, спи, лу­го­вая пти­ца,

Ус­тань, ус­тань, тря­со­гуз­ка.

Струк­ту­ра пред­ло­же­ния: VIMPER VIMPER NNOM.

Б) Tule, uni, uinottamah,

Tule, makuu, muanittamah.

При­ди, Сон, усы­п­лять,

При­ди, Дре­ма, за­ма­ни­вать.

Струк­ту­ра пред­ло­же­ния: VIMPER NNOM Inf3ILL. При­каз, вы­ра­жен­ный с по­мо­щью при­вле­че­ния и ил­ла­тив­ной фор­мы ин­фи­ни­ти­ва, зву­чит в этом слу­чае зна­чи­тель­но мяг­че пре­ды­ду­ще­го.

В) Väsy, kun mie väsytän,

Nuku, kun mie nukutan.

Ус­тань, раз я утом­ляю,

Спи, раз я усы­п­ляю.

Схе­ма пред­ло­же­ния: VIMPER konj PronNOM VF. Им­пе­ра­тив­ные пред­ло­же­ния в дан­ном слу­чае ос­лож­не­ны при­да­точ­ны­ми при­чи­ны. На­хо­дя­щая­ся в на­ча­ле пред­ло­же­ния им­пе­ра­тив­ная фор­ма в ука­зан­ных при­ме­рах кон­цен­три­ру­ет в се­бе смы­сло­вую на­груз­ку, за счет че­го дос­ти­га­ет­ся осо­бая си­ла воз­дей­ст­вия на дей­ст­ви­тель­ность.

3) Пред­ло­же­ния NNOM−VF ис­поль­зу­ют­ся в тек­стах ко­лы­бель­ных пе­сен при изо­бра­же­нии при­хо­да Сна к ре­бен­ку:

Uni uuhella ajauve,

Kuokkašarvella kävelöy.

Сон на ба­ра­не едет,

На ро­га­том при­хо­дит.

Текст ко­лы­бель­ной со­дер­жит ми­ниа­тюр­ное эпи­чес­кое по­ве­ст­во­ва­ние, а ис­поль­зо­ва­ние рас­сказ­чи­ком в дан­ном слу­чае на­стоя­ще­го вре­ме­ни соз­да­ет эф­фект то­го, что слу­ша­тель яв­ля­ет­ся оче­вид­цем про­ис­хо­дя­щих со­бы­тий.

В чет­вер­том па­ра­гра­фе с по­мо­щью струк­тур­но-функ­цио­наль­но­го ана­ли­за вы­яв­ля­ет­ся трак­тов­ка се­ман­ти­ки па­деж­ной фор­мы в ко­лы­бель­ной
пес­не. В соб­ст­вен­но-ка­рель­ском на­ре­чии, а так­же в не­ко­то­рых го­во­рах лив­ви­ков­ско­го на­ре­чия ис­то­ри­че­ски сов­па­ли по фор­ме па­де­жи адес­сив (знач. «чем, кем») и ал­ла­тив (знач. «че­му, ко­му»). И та­кие слу­чаи ко­лы­бель­ных пе­сен как hoikkasormellani мо­гут быть по­ня­ты и как 'тоненьким паль­цем', и как 'тоненькому паль­цу' ('тонкопалому'):

Miepä laulan lapsellani,

Soitan hoikkasormellani.

Я пою мо­ему ре­бен­ку,

Иг­раю мо­им то­нень­ким паль­цем

[или мо­ему тон­ко­па­ло­му].

Для ус­та­нов­ле­ния се­ман­ти­ки син­так­се­мы со­пос­тав­ле­но мно­же­ст­во струк­тур­ных схем пред­ло­же­ний это­го ти­па, пред­став­ляю­щих в тек­сте ба­ек син­так­си­че­ский па­рал­ле­лизм. Об­щая для по­доб­ных син­так­сем схе­ма PronNOM Vf NALL ука­зы­ва­ет на то, что фор­ма hoikkasormellani, ско­рее все­го, пред­став­ля­ет со­бой имен­но объ­ект, а не ору­дие дей­ст­вия.

Ра­бо­та по струк­ту­рам син­так­сем по­зво­ля­ет в не­ко­то­рых слу­ча­ях вы­явить ин­вер­сию сло­во­форм, так ха­рак­тер­ную для бес­пись­мен­но­го язы­ка, на­хо­дя­ще­го­ся под влия­ни­ем со­сед­ней куль­ту­ры, и да­же вос­ста­но­вить пер­во­на­чаль­ный об­лик пред­ло­же­ния. На­при­мер, вме­сто ис­кон­ной для ка­рель­ской ко­лы­бель­ной мо­де­ли uinottelen pienokaista, vakauttelen vakavaista 'усыпляю ма­лы­ша, ус­по­каи­ваю спо­кой­но­го' (Vf NPAR) в не­ко­то­рых бо­лее позд­них тек­стах ис­поль­зу­ет­ся иная мо­дель: pienokaista uinottelen, vakavaista vakauttelen (NPAR Vf).

Ос­нов­ные за­да­чи ко­лы­бель­ной пес­ни (усы­п­ле­ние, про­гно­сти­че­ская, ох­ран­ная, эпи­сте­мо­ло­ги­че­ская) ре­ше­ны, пре­ж­де все­го, с по­мо­щью язы­ка, в том чис­ле, по­сред­ст­вом сло­во­со­че­та­ний и пред­ло­же­ний оп­ре­де­лен­но­го ти­па. Сло­во­со­че­та­ния как ме­нее под­вер­жен­ная влия­нию из­вне еди­ни­ца син­так­си­са спо­соб­ст­ву­ют со­хра­не­нию древ­них зна­че­ний па­де­жей. Струк­тур­ная схе­ма про­сто­го пред­ло­же­ния, мар­ки­рую­ще­го ко­лы­бель­ную пес­ню, мо­жет спо­соб­ст­во­вать вы­яв­ле­нию лек­си­че­ских и мор­фо­ло­ги­че­ских ас­пек­тов син­так­се­мы и с этой точ­ки зре­ния пред­став­ля­ет осо­бый ин­те­рес, в пер­вую оче­редь, для язы­ко­ве­дов.

Гла­ва VI «Лек­си­ко-се­ман­ти­че­ский ас­пект изу­че­ния язы­ка ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни».

Дан­ный раз­дел ра­бо­ты по­свя­щен, глав­ным об­ра­зом, мно­го­об­раз­ным ино­ска­за­тель­ным обо­зна­че­ни­ям ре­бен­ка, обу­слов­лен­ным язы­ком «ма­те­рин­ской ли­ри­ки» с при­су­щи­ми ему син­кре­тиз­мом и неж­но­стью, при­вя­зан­но­стью к оп­ре­де­лен­ным реа­ли­ям бы­та. В гла­ве рас­смот­ре­ны так­же лек­си­ка усы­п­ле­ния, об­ра­зы Сна и пес­ту­ньи, вы­ра­жен­ные язы­ко­вы­ми сред­ст­ва­ми.

В пер­вом па­ра­гра­фе вве­ден и обос­но­ван один из наи­бо­лее важ­ных тер­ми­нов, имею­щих от­но­ше­ние к ис­сле­до­ва­нию на­зван­но­го ас­пек­та.
В гла­ве ши­ро­ко ис­поль­зу­ет­ся тер­мин «ме­та­фо­ри­че­ская за­ме­на», впер­вые ис­поль­зо­ван­ный ис­сле­до­ва­те­лем рус­ских при­чи­та­ний ­то­вым[8]. Под тер­ми­ном по­ни­ма­ют­ся ус­той­чи­вые ме­та­фо­ры, за­ме­няв­шие на­при­мер, в по­хо­рон­ном или сва­деб­ном об­ря­дах тер­ми­ны род­ст­ва. По мне­нию ис­сле­до­ва­те­лей, им­пуль­сом к по­яв­ле­нию ме­та­фо­ри­че­ско­го язы­ка пла­чей мог­ли быть раз­лич­ные та­бу, свя­зан­ные с се­мей­ны­ми об­ря­да­ми. В от­но­ше­нии ино­ска­за­тель­но­го обо­зна­че­ния мла­ден­ца в ко­лы­бель­ной пес­не тер­мин «ме­та­фо­ри­че­ская за­ме­на» (МЗ) так­же при­ме­ним, по­сколь­ку важ­ным ас­пек­том рас­смот­ре­ния фи­гу­ры ре­бен­ка яв­ля­ет­ся его пе­ре­ход­ный ста­тус, стрем­ле­ние удер­жать его в ми­ре лю­дей. В язы­ке ка­рель­ских ко­лы­бель­ных встре­ча­ет­ся мно­же­ст­во МЗ, ко­то­рые выступают и в ка­рель­ских пла­чах (udrazeni 'моя бед­няж­ка', kalane 'моя рыб­ка', kuukolkka 'куколка' и др.). Пред­став­ля­ет­ся, что ино­гда упот­реб­ляе­мые в дан­ном кон­тек­сте тер­ми­ны «пе­ри­фраз» или «язы­ко­вая фор­му­ла», яв­ля­ют­ся ме­нее удач­ны­ми, по­сколь­ку не рас­кры­ва­ют в пол­ную си­лу ми­фо­ло­ги­че­ско­го смыс­ла рас­смат­ри­вае­мо­го по­ня­тия. Клю­че­вым фак­то­ром в си­туа­ции ино­ска­за­тель­но­го обо­зна­че­ния ре­бен­ка яв­ля­ет­ся не­глас­ный за­кон за­ме­нять на­име­но­ва­ние ли­ца, к ко­то­ро­му об­ра­ща­ют­ся, его об­раз­ны­ми опи­са­ния­ми с це­лью за­щи­ты от вред­ных сил, и в этом от­но­ше­нии наи­бо­лее от­ве­чаю­щим смы­сло­вой си­туа­ции яв­ля­ет­ся тер­мин «ме­та­фо­ри­че­ская за­ме­на».

Во вто­ром па­ра­гра­фе от­ме­ча­ет­ся, что цен­тром изо­бра­же­ния дей­ст­ви­тель­но­сти в ко­лы­бель­ной яв­ля­ет­ся мла­де­нец, по­это­му в ме­та­фо­ри­че­ских за­ме­нах тер­ми­на «ре­бе­нок» наи­бо­лее яр­ко от­ра­жа­ют­ся осо­бен­но­сти вос­пи­та­ния де­тей в ка­рель­ской се­мье. Вы­де­ле­ны сле­дую­щие груп­пы МЗ тер­ми­на «ре­бе­нок»:

1) МЗ − со­пос­тав­ле­ние ре­бен­ка с пти­ца­ми (alli 'морянка', lin­nun len­nätin 'птичье кры­ло', peiponi 'зяблик', utuva 'пух' и др.):

Enpä anna tyttöistäni,

Liitä lempilintuistani (...)

Kauppamiehelle kanaksi.

Не от­дам свою до­чень­ку,

Не вы­дам лю­би­мую птич­ку (…)

Куп­цу в ку­роч­ки.

Со­от­не­се­ние об­раза ре­бен­ка с пти­цей име­ет глу­бо­кие ми­фо­ло­ги­че­ские кор­ни. Так, по на­род­ным пред­став­ле­ни­ям, ду­ша умер­ше­го ре­бен­ка ста­но­вит­ся ма­лень­кой пти­цей, чем объ­яс­ня­ют­ся за­пре­ты уби­вать птиц, а так­же ра­зо­рять их гнез­да.

2) МЗ − ха­рак­те­ри­сти­ка ре­бен­ка по внеш­ним фи­зи­че­ским при­зна­кам pikkusormi 'маленький палец', kierosuu 'кривой рот', tukkapiä lapsi 'ребенок с во­ло­ся­ной го­ло­вой', var­pa­hat 'пальцы ног' и др.):

[Tule] Maria makauttamaa,

Pyhä risti nostamaa.

Anna suuta maitosuille,

Piimäleuvalla levätä.

[При­ди], Ма­рия, усы­п­лять,

Свя­той крест под­ни­мать.

По­це­луй мо­лоч­ный рот,

Дай от­дох­нуть под­бо­род­ку в про­сто­ква­ше.

При соз­да­нии ме­та­фо­ры в бай­ке соз­на­ние ма­те­ри вы­но­сит на пер­вый план ха­рак­тер­ные внеш­ние при­зна­ки мла­ден­ца.

3) МЗ − со­от­не­се­ние с рас­ти­тель­ным ми­ром (kultani omenani 'золотое яб­лоч­ко', uvelmoine, idoine 'росточек' и др.):

Turu, turu, tuomen kukka,

Mehiläizen meijän kukka!

Ту­ру, ту­ру, цве­ток че­ре­му­хи,

Наш ме­до­вый цве­ток!

На­ли­чие ме­та­фор этой груп­пы ука­зы­ва­ет на осо­бен­ность син­кре­ти­че­ско­го мыш­ле­ния че­ло­ве­ка, осоз­на­вав­ше­го се­бя ча­стью при­ро­ды. В древ­них тек­стах МЗ это­го ти­па, ве­ро­ят­но, бы­ли рас­про­стра­не­ны зна­чи­тель­но боль­ше.

4) МЗ – эт­но­гра­физ­мы (paik­kapiä lapsi 'ребенок с плат­ком на го­ло­ве', kassapiä 'голова с ко­сой' (МЗ со­дер­жат со­ци­аль­но-по­ло­вые ус­та­нов­ки); vaka­haini, va­gahaine 'новорожденный' и др.):

Siin' on liikkun liinapaita,

Siin' on varpahat vavissun.

Там ше­ве­ли­лась льня­ная ру­ба­ха,

Там дро­жа­ли паль­цы ног.

5) МЗ, от­ра­жаю­щие кров­ную связь ма­те­ри и ре­бен­ка (kannettuini '(мной) вы­но­шен­ный', kaksin karvasin tavottu 'двумя во­ло­ся­ны­ми вы­ко­ван­ный', omani 'мой' и др.):

Magoo, magoo, maksazeni,

Uinoo, uinoo, udrazeni.

Спи, спи, моя пе­че­ноч­ка,

Ус­ни, ус­ни, моя бед­няж­ка.

МЗ это­го ти­па, ве­ро­ят­но, наи­бо­лее древ­ние.

6) МЗ – ха­рак­те­ри­сти­ка ре­бен­ка по по­ве­де­нию (hullu(ni) 'несмышленый,' sygeine 'сорванец' (букв. 'зародыш'), unetoin 'бессонный' и др.):

Оnko lasta kätkyössä,

Vakavaista vaipan alla?

В ко­лы­бе­ли ли мла­де­нец,

Под одея­лом ли спо­кой­нень­кий?

7) МЗ – от­ра­же­ние пе­да­го­ги­че­ских воз­зре­ний (mainomaini 'чудесный', pun'u, pun'uste (лас­ко­вое об­ра­ще­ние к ре­бен­ку, сло­во оз­на­ча­ет что-ли­бо ма­лень­кое и круг­лое), pieni, pienijäni 'маленький' и др.):

Aa, aa, ainoi lastu,

Aa, aa, kuldaistugo!

А-а, а-а, един­ст­вен­ное ди­тя,

А-а, а-а, зо­лот­це!

Неж­ность язы­ка ко­лы­бель­ной пес­ни на­пря­мую свя­за­на с осо­бен­но­стя­ми вос­пи­та­ния в ка­рель­ской се­мье: лас­ка, доб­ро­та, снис­хо­ди­тель­ность бы­ли в ос­но­ве вос­пи­та­ния млад­ших де­тей[9].

От­но­си­тель­но вы­ра­же­ния ген­дер­ной ха­рак­те­ри­сти­ки по­сред­ст­вом МЗ сле­ду­ет от­ме­тить, что в язы­ке ка­рель­ских при­чи­та­ний та­кие иносказательные обозначения и про­из­вод­ные от них как alli 'морянка', kanani 'курочка', lintu 'птица', sorsa 'утка' и др. при­ме­ни­мы лишь при об­ра­ще­нии к до­че­ри. Об­ра­ще­ние к сы­ну в ка­рель­ских пла­чах пред­став­ле­но МЗ kukko 'петух', omena 'яблоко', sauvan varsi 'трость' и др.[10] В за­пи­сан­ных в XIX–XX ве­ках ка­рель­ских ко­лы­бель­ных пес­нях ме­та­фо­ры уже не не­сут в се­бе стро­гой по­ло­вой иден­ти­фи­ка­ции ре­бен­ка. Так, МЗ kul­tani omenani 'мое зо­ло­тое яб­ло­ко' и hopi­jani sau­van varsi 'серебряная трость' в на­стоя­щее вре­мя мо­гут ис­поль­зо­вать­ся для об­ра­ще­ния к мла­ден­цу как жен­ско­го, так и муж­ско­го по­ла. Тем не ме­нее, есть все ос­но­ва­ния по­ла­гать, что ме­та­фо­ри­че­ский язык древ­них ко­лы­бель­ных был бо­лее упо­ря­до­чен.

Что ка­са­ет­ся по­ве­де­ния мла­ден­ца в «ко­лы­бель­ный» пе­ри­од жиз­ни, то лек­си­ка ка­рель­ской бай­ки пред­став­ле­на не­боль­шим ко­ли­че­ст­вом дей­ст­вий, ха­рак­те­ри­зую­щих ре­бен­ка. Пе­ри­фра­за­ми дей­ст­вия «пла­кать» яв­ля­ют­ся гла­го­лы juonie 'капризничать', lau­lua 'петь', valit­tua 'жаловаться' (еlä itke ilman syytä 'не плачь без при­чи­ны'). Наи­бо­лее ха­рак­тер­ное дей­ст­вие, опи­сы­ваю­щее по­ве­де­ние ре­бен­ка, в бай­ке вы­ра­же­но гла­го­лом olla 'быть', 'находиться', так как боль­шую часть вре­ме­ни ма­лыш про­во­дит имен­но ле­жа в ко­лы­бе­ли:

Onpa lasta kätkyössä,

Pikkaraista pieluksilla.

Есть же мла­де­нец в зыб­ке,

Ма­лень­кий на по­душ­ках.

Третий параграф посвящен образу исполнительницы байки и его отражению средствами языка, а также образу Сна, тесно связанному с лексикой усыпления.

Мать, ба­буш­ку, род­ст­вен­ни­цу мож­но оп­ре­де­лить как субъ­ек­та усы­п­ле­ния. Раз­вер­ты­ваю­щая­ся в ко­лы­бель­ной пес­не кар­ти­на ми­ра соз­да­на пес­тунь­ей, фи­гу­ра ко­то­рой не­зри­мо при­сут­ст­ву­ет за ка­ж­дым соз­дан­ным об­ра­зом, им­пе­ра­тив­ной ин­то­на­ци­ей, ус­та­нов­кой на бу­ду­щее ре­бен­ка и др., но с точ­ки зре­ния язы­ко­вых средств лич­но­сти вос­пи­та­те­ля в пес­не от­ве­де­на край­не скром­ная роль. Наи­бо­лее час­то об­раз субъ­ек­та усы­п­ле­ния оп­ре­де­ля­ет­ся лишь ме­сто­име­ни­ем пер­во­го ли­ца ед. чис­ла minä, mie 'я':

Miepä lau­lan lapsel­lani.

Я пою моему ре­бен­ку.

Об­раз пес­ту­ньи от­ра­жа­ет­ся так­же с по­мо­щью окон­ча­ния гла­го­ла в фор­ме пер­во­го ли­ца, на­при­мер, soitan 'играю', pičkuttelen 'щебечу', tuuvittelen 'укачиваю'. Пер­со­на ука­чи­ваю­ще­го ино­гда рас­кры­ва­ет­ся че­рез упот­реб­ле­ние в са­мом тек­сте пес­ни тер­ми­нов род­ст­ва, что, впро­чем, яв­ля­ет­ся чер­той ко­лы­бель­ных пе­сен бо­лее позд­не­го вре­ме­ни. В та­ких слу­ча­ях пес­ту­нья в ка­рель­ской ко­лы­бель­ной – это muamo 'мама', buabo, ämmö 'бабушка' и т. д.:

L'uuli, l'uuli, muamo lastu,

L'uuli, l'uuli, pikkarastu.

Лю­ли-лю­ли, ма­ма ре­бен­ка,

Лю­ли-лю­ли, ма­лень­ко­го.

Сре­ди мно­же­ст­ва за­фик­си­ро­ван­ных обо­зна­че­ний дей­ст­вия «ука­чи­вать», «усы­п­лять», ко­то­рые ис­поль­зу­ют­ся пес­тунь­ей в бай­ке, есть как ис­поль­зо­ван­ные в пря­мом зна­че­нии (напр. baibattua 'баюкать', liikuttua 'качать', väsyttyä 'утомлять'), так и ино­ска­за­тель­ные (laulua lammasvirsi 'спеть ба­ра­нью пес­ню', souvatella 'грести' и др., в по­след­них час­то про­сле­жи­ва­ют­ся осо­бен­но­сти ук­ла­да жиз­ни ка­ре­лов). Пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­ный об­раз Сна со­про­во­ж­да­ет­ся под­роб­но­стя­ми при­хо­да к до­му ре­бен­ка, напр. uuhella ajauve 'на ба­ра­не едет', ulkuota kyselöy 'с ули­цы спра­ши­ва­ет'. Наи­бо­лее ин­те­рес­ны­ми пе­ри­фра­за­ми гла­го­ла «усы­п­лять», ил­лю­ст­ри­рую­щи­ми син­кре­тизм мыш­ле­ния вос­пи­та­те­ля, яв­ля­ют­ся сле­дую­щие об­ра­ще­ния ко Сну: pane sil­mät luk­kuseen 'запри гла­за на за­мок', sivo lapsen silmät kiini/sivo silkkinuorasilla 'завяжи гла­за ре­бен­ку/за­вя­жи шел­ко­вы­ми ни­тя­ми', uni­sulka suuhe pane 'положи в рот сон­ное пе­ро' и др., в ко­то­рых сон как про­цесс пред­став­ля­ет­ся ма­те­ри­аль­ным ве­ще­ст­вом. Ино­гда пес­ту­нья про­сит при­нес­ти сна, на­при­мер, kuparisella kupilla 'в мед­ной чаш­ке', kainaloisessa 'под мыш­кой'. В це­лом, в тек­стах ко­лы­бель­ных от­но­ше­ние ко Сну очень ува­жи­тель­ное, а кар­ти­ны с его уча­сти­ем, по на­род­ным пред­став­ле­ни­ям, де­ла­ют за­сы­па­ние ре­бен­ка не­за­мет­ным и ин­те­рес­ным для не­го.

В за­клю­че­нии обоб­ще­ны ре­зуль­та­ты ис­сле­до­ва­ния, кон­ста­ти­ро­ван факт уга­са­ния тра­ди­ции ис­пол­не­ния ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни в се­мье, вы­ска­за­но мне­ние о не­об­хо­ди­мо­сти даль­ней­ше­го ис­сле­до­ва­ния язы­ка фольк­ло­ра как важ­но­го фак­то­ра по­зна­ния язы­ко­вой кар­ти­ны ми­ра на­ро­да.

Ос­нов­ные по­ло­же­ния дис­сер­та­ции от­ра­же­ны в сле­дую­щих ра­бо­тах:

Ста­тьи в жур­на­лах, ре­ко­мен­до­ван­ных ВАК РФ:

1. О не­ко­то­рых осо­бен­но­стях язы­ка ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни в свя­зи с на­род­ной пе­да­го­ги­кой // Вест­ник Во­ро­неж­ско­го го­су­дар­ст­вен­но­го уни­вер­си­те­та (се­рия: лин­гвис­ти­ка и меж­куль­тур­ная ком­му­ни­ка­ция) №1, 2010. С. 70–74.

Ста­тьи в жур­на­лах, сбор­ни­ках тру­дов, ма­те­риа­лах кон­фе­рен­ций:

2. Об­раз ре­бен­ка в язы­ке ка­рель­ской пес­не // Ус­пе­хи со­вре­мен­но­го ес­те­ст­во­зна­ния №10, 2010. Мо­ск­ва: Ака­де­мия ес­те­ст­во­зна­ния. С. 38–43.

3. Се­вер­но­ка­рель­ская ко­лы­бель­ная пес­ня: про­бле­мы со­би­ра­ния и функ­цио­ни­ро­ва­ния // XXV Ме­ж­ду­на­род­ная на­уч­ная кон­фе­рен­ция сту­ден­тов-фин­но­уг­ро­ве­дов Ifusco: Ма­те­риа­лы кон­фе­рен­ции. Пет­ро­за­водск: Из­да­тель­ст­во КГПУ, 2009. С. 118–119.

4. О труд­но­стях пе­ре­во­да ка­рель­ской ко­лы­бель­ной пес­ни на рус­ский язык // Буб­ри­хов­ские чте­ния. Про­бле­мы пе­ре­во­да и обу­че­ния пе­ре­во­дам: Сб. на­уч. ст. Пет­ро­за­водск: Из­да­тель­ст­во Петр­ГУ, 2009. С. 286–292.

5. Се­вер­но­ка­рель­ские ко­лы­бель­ные пес­ни ка­ле­валь­ско­го раз­ме­ра // «Ка­ле­ва­ла» в кон­тек­сте ми­ро­вой и ре­гио­наль­ной куль­ту­ры: Ма­те­риа­лы ме­ж­ду­на­род­ной на­уч­ной кон­фе­рен­ции, по­свя­щен­ной 160-ле­тию пол­но­го из­да­ния «Ка­ле­ва­лы». Пет­ро­за­водск, 2009. С. 390–395.

Фор­мат 60´84 1/16. Бу­ма­га оф­сет­ная. Гар­ни­ту­ра «Times».

Уч.-изд. л. 1,1. Усл. печ. л.1,2. Под­пи­са­но в пе­чать 16.11.10.

Ти­раж 100 экз. Изд. № 000. За­каз № 000.

Ка­рель­ский на­уч­ный центр РАН

Ре­дак­ци­он­но-из­да­тель­ский от­дел

Пет­ро­за­водск, пр. А. Нев­ско­го, 50

[1] Во избежание тавтологии наряду с термином «колыбельная песня» в качестве синонима используется термин «байка», заимствованный из русских говоров исследовательницей русского детского фольклора Карелии ; данный термин фольклористом называется даже более распространенным в Карелии.

[2] О целесообразности частотного словаря языка русского фольклора: к постановке проблемы // Научно-практические очерки по русскому языку. Курск, 1971. Вып. 4–5. С. 112–116. С. 112.

[3] Головин колыбельная песня в фольклоре и литературе. – Åbo: ÅboAkademi University Press, 2000. – 451 с. С. 14.

[4] Suomen sanojen alkuperä. Etymologinen sanakirja. Päätoimittaja: U. M. Kulonen (1–3 osa). Helsinki. 1992 – 2000. S. 342.

[5] Евсеев песни карел и других прибалтийско-финских народов. // Вопросы литературы и народного творчества. Карельское книжное издательство, 1962, выпуск 35. С. 37–61. С. 40.

[6] Porthan H. G. Tutkimuksia. Helsinki. 1904. C. 129.

[7]ALL – аллатив, konj – союз, IMPER – императив, Inf – инфинитив (Inf3ILL –форма третьего
инфинитива в иллативе), N – существительное, (NALL – сущ. в форме аллатива), NOM – номинатив, PAR – партитив, Pron – местоимение, V – глагол (VF – спрягаемая форма глагола).

[8] Чистов . – М.; Л., 1960. – 434 с. С. 13.

[9] Илюха и детство в карельской деревне в конце XIX – начале ХХ в. – СПб.: «Дмитрий Буланин», 2007. – 304 с. С. 74.

[10] Степанова словарь языка карельских причитаний. – Петрозаводск: Периодика, 2004. – 304 с. С. 33, 35.