С течением времени сюжеты нисколько не теряют своей актуальности, в некоторой мере это происходит благодаря тому, что они являются весьма универсальными – в них формируется определенный набор символических элементов, которые можно использовать в различных контекстах. Хотя в разные культурные эпохи акцент в том или ином сюжете может смещаться ради доказательства главенствующей в обществе идеи, основной мотив повествования останется в изначальном варианте, изменится лишь оболочка и расширится круг возможных интерпретаций.
В статье «中国古代神话» автор отмечает самобытность китайской мифологии, обобщая мифы других народностей с наиболее известными системами сказаний – древнегреческой и древнеиндийской: «В мире существуют мифы и легенды разных народов, все они подобны известным мифам Древней Греции и Древней Индии».15
Естественно, что легенды и сказания в любом обществе складываются прежде, чем возникает наиболее устойчивая языковая система – письменность, об этом также пишет автор статьи: «Китайская мифология берет начало с доисторических времен. Еще до изобретения письменности очень многие мифы распространялись в народе в устной форме. Автором сказаний является именно многочисленный трудовой народ».16 Однако в данном фрагменте мне показалось интересным, что автор намеренно употребляет устойчивое словосочетание «勞動人民» − «трудовой народ». Таким образом, мы можем наблюдать следующее: по причине того, что статья написана в коммунистическом Китае, автор непременно делает акцент на одном из основополагающих понятий существующей в стране идеологии – труде, а также подчеркивает, что труд свойственен китайцам с давних времен, с момента закладывания основ их культурных ценностей.
В тексте можно найти еще одну похожую мысль: «Древнекитайская мифология действительно богата образами древних героев, которые поступаются личными интересами ради общественного, гонятся за счастьем, постоянно самосовершенствуются и стремятся к развитию своего государства». Среди прочих, автор выбирает и подчеркивает именно те качества персонажей, в основе которых лежит возвышение коллективного над индивидуальным, стремление работы над собой во имя процветания общества.
Среди многообразия трактовок и теорий трудно выделить определенное единство. Некоторые версии кажутся неоконченными, фантастичными. Собственно, и сами мифологические материалы, как правило, отрывочны и случайны, вследствие чего восстановление на их основе даже отдельных мифов представляется трудным, создание цельной системы тем более.
Одну из наиболее точных формулировок фундаментальных вопросов китайской мифологии дает в своей научной работе Дерк Бодде17, он, ссылаясь и на других ученых тоже, выделяет мифы в некую общность под тремя основными заголовками: эвгемеризация, фрагментарность и язык, хронология. Выделение подобных концептов было обнаружено и в современной китайской справочной литературе по мифологии, причем в работах разных авторов и изданий содержится примерно одинаковый материал, на основании чего будет вполне уместным приводить в пример лишь один такой сборник, а именно Чжунго чуаньтун гуши байпянь 中国传统故事百篇 (Сто традиционных китайских историй).
Проблемы эвгемеризации
В традиционном понимании эвгемеризм, как герменевтическая теория толкования мифов, предполагает, что мифология и религия являются результатом сакрализации истории, т. е. различные боги и мифологические персонажи – это фантастические образы реальных исторических персон, а мифы – преобразованные повествования исторических событий. Таков дискурс западного развития данной теории, однако относительно китайской мифологии этот принцип работает иначе – миф превозносится до статуса реального, а боги становятся людьми. «Нет никакого сомнения в том, что изрядное количество материала, принимаемого за раннюю китайскую историю, подверглось такому процессу эвгемеризации, и что буквальное понимание этого материала многими вплоть до наших дней приводит к огромным недоразумениям в вопросе о происхождении китайской цивилизации».18 Как мне кажется, самым явным примером данного феномена является проблема династии Ся夏 – её происхождения и вообще существования. Ученые до сих пор не пришли к единому мнению относительно реальности дома Ся, даже если и не мифическое – Ся по-прежнему остается чем-то вроде миража. И так будет до тех пор, пока не будут найдены письменные документы, которые с достоверностью позволили бы распознать и связать любую дошанскую культуру или местонахождение ранней бронзы именно с Ся.
Во введении к сборнику Чжунго чуаньтун гуши байпянь 中国传统故事百篇 (Сто традиционных китайских историй) авторы характеризуют мифологию как «способ фиксирования народом исторических событий»19, т. е. авторы изначально наделяют мифологические сюжеты статусом исторической хроники и именно в этом контексте рассматривают все сюжеты.
Дерк Бодде также ссылается на Анри Масперо20 с его исследованием «Мифологические предания в "Шу цзине"» (1924): «Китайские ученые никогда не знали другого пути истолкования легендарных повествований, кроме эвгемеризации. Под предлогом восстановления их исторической сути они исключают те сверхъестественные элементы, которые кажутся им неприемлемыми, и сохраняют только бесцветные выжимки, где боги и герои превращаются в мудрых императоров и мудрых министров, а чудовища — в мятежных князей и злых министров. ... На самом деле здесь нет ничего исторического, кроме названия: это всего только легенды, … созданные, чтобы объяснить те или иные обряды, иногда — простые сюжеты, заимствованные из фольклора, и т. п. Все эти призраки должны исчезнуть из истории Китая, они только скрывают ее истоки. Вместо того чтобы упорствовать в разыскании несуществующего исторического базиса в легендарной одежде, мы должны стараться вскрыть мифологический базис или народные рассказы в одежде псевдоисторических повествований».21
Масперо явно критично относится к проблеме эвгемеризации, и это небезосновательно. Получается, что «легендарная одежда» прячет мифологическую основу, выдает её за историю китайской государственности, хотя таковой она не является, и задача учёного сообщества состоит в том, чтобы понять данное несоответствие и изучать миф как таковой, а не приписывать ему статус источника исторических знаний. Ведь если абстрагироваться от исторической составляющей какого-либо сюжета, можно заметить гораздо более существенную его роль в формировании культуры народа. Герой каждого мифа является выражением, символом определенного культурного феномена, оказывает влияние на становление личности носителя данной культуры, поэтому наделение мифа исключительно функцией транслирования истории является упущением с точки зрения комплексного изучения через мифологию культурных основ и традиций.
Проблемы фрагментарности и языкаИсследователи сходятся во мнении, что в раннем литературном творчестве отсутствовал специальный жанр мифа, более того, нет такого текстового источника, где представлялось бы возможным обнаружить миф последовательно и в полном виде изложенном. Юань Кэ утверждает, что с древних времен и до современности китайцы вовсе и не знали такого слова – «миф». Оно лишь относительно недавно вошло в культуру из других языков. Стоит отметить, что в современной научно-популярной литературе по мифологии для обозначения мифа используются слова «легенда», «сказание», «история», даже «сказка» − это доказывает, что у современных китайцев нет четкого жанрового разделения данного вида прозы, а поэтому и со стороны исследователя мне кажется допустимым использовать все указанные слова для определения мифа.
Во всём мире в наибольшем объёме сохранились греческая и индийская мифология. Китайское же наследие сохранилось в отрывочном виде, не представляя собой никакой целостной системы. Существует разделение на «мифы о сотворении мира», «героические мифы», «мифы о потопе», но сюжеты из данных категорий так или иначе пересекаются, путаются, размывая границы и разрушая хрупкую систему.
Юань Кэ в попытке объяснить причины фрагментарности сохранившихся текстовых источников ссылается на Лу Синя22 и его «Краткую историю китайской художественной прозы», в которой автор таковых причин выделяет несколько.
Первая связана с географическим расположением. Как известно, населяющие бассейн реки Хуанхэ предки современных китайцев рано начали возделывать землю, значительную часть их жизнедеятельности занимала практическая деятельность. Люди жили в тяжелом каждодневном труде, для них не так были интересны размышления о чем-то фантастическом. Именно поэтому им не удалось создать единого сочинения из многочисленных древних преданий. Хотя данная позиция и является достаточно спорной, мне кажется, что она имеет право на существование.
Вторая причина связана с тем, что с появлением Конфуция основной областью знаний для изучения стала этика, семейные устои, принципы сыновней почтительности, методы управления государством. Древние же предания о божествах и духах отвергались. Таким образом, позднее, с установлением конфуцианской идеологии в качестве доминирующей, мифы стали рассматриваться как история.
Третья причина состоит в том, что у древних жителей отсутствовало четкое понимание различия между злыми и добрыми духами. С течением времени происходило смешение человеческого и божественного, т. к. души умерших могли превращаться в небесных и земных духов. Однако вытесняющие первоначальные верования новые взгляды не пользовались популярностью. Из-за этого не сохранилось ни одно, ни другое.
Связанные с фрагментарностью текстов трудности усугубляются трудностями лингвистическими, объясняющимися свойствами древнекитайского языка. Главной из них, пожалуй, является обилие омонимов и «легко смешиваемых между собою иероглифов».23 Поиск слов, смыслов становится довольно увлекательным, в то же время отнимает крайне много времени и сил. Д. Бодде приводит пример поиска нужного в каждом конкретном тексте значения иероглифа: «Иероглиф X в тексте А выглядит в тексте В как иероглиф У; иероглиф же У выглядит в тексте С как иероглиф Z; следовательно, иероглиф X текста А и иероглиф Z текста С взаимозаменяемы».24 Такой концепции придерживаются многие ученые, однако при частом её применении повышается риск допущения ошибок в переводе.
|   | Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | 



