В числе задач "Исполнительного комитета" указывалось и на "приобретение влиятельного положения и связей в администрации, войске, обществе и народе". На это и была направлена информационно-пропагандистская деятельность "Народной воли", которая приносила свои результаты - к деятельности террористов "общество", по крайней мере до 1 марта 1880 г., пока оно было знакомо только с пропагандистскими воззваниями организации, относилось с некоторым сочувствием и пониманием, о чем, например, говорит как факт оправдания , так и устроенная по этому поводу манифестация солидарности с ней у здания суда.

После взрыва в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г., в очередной раз продемонстрировавшего потенциальные возможности и намерения террористов, Лорис-Меликов пошел на беспрецедентный шаг - 15 февраля он выступил в "Правительственном вестнике" с обращением "К жителям столицы", в котором обещал "приложить все старание и умение к тому, чтобы, с одной стороны, не допускать ни малейшего послабления и не останавливаться ни перед какими строгими мерами для наказания преступных действий, позорящих наше общество, а с другой стороны - успокоить и оградить законные интересы его здравомыслящей части" и просил "здравомыслящие силы общества" оказать правительству помощь в противодействии терроризму[16].

Следует подчеркнуть, что основную массу террористов составляли молодые люди в возрасте до 27-28 лет, выходцы из всех слоев и сословий общества - от дворян и разночинцев - до крестьян, рабочих, детей священослужителей. Отметим также привлечение в ряды организации подростков и женщин. Подчеркнем также, что, как показывает история, и в тот период, и в XX веке за рубежом, женщины составляли до трети участников террористических организаций.

Члены "Народной воли" были знакомы как с методами деятельности полиции, так и с правилами конспирации с целью «сбить полицию со следа».

Необходимо особо отметить, что все эти тактические приемы, способы действия, свойственные как современным террористическим организациям на Западе, так и группировкам организационной преступности, широко представлены в современном кинематографе, а также в литературе - от исторических исследований о народовольцах и эсерах, от романов и М. Алданова "Азеф", до мемуаров , , В.Л. Бурцева, а также в современных исследованиях о терроризме.

Все это в совокупности воспитывало особый "образ жизни" террористов, возможно, сформировавшийся не без влияния официальной публикации нечаевского "Катехизиса революционера".

Следует отметить и последовательное совершенствование средств совершения теракций - от кинжалов и револьверов, до мин (включая электроприводные) и метательных снарядов. Помимо этого, уже в 1907 г. БО эсеров также рассматривала возможность использования в террористических акциях аэропланов и маломерных быстроходных морских судов, торпед.

"Профессиональных" революционеров-террористов отличали фанатизм, доходящий до самопожертвования (отказ от ухода с места покушения), и готовность давать развернутые показания на судебных процессах в целях пропаганды своих идей.

Эти характерные черты деятельности "Народной воли" были впоследствии взяты на вооружение ее последователями.

Члены "Народной воли" также впервые использовали как эмиграцию своих членов за границу, так и попытки создания заграничных "представительств", баз, и даже "групп поддержки", что стало весьма распространенным явлением для деятельности различных террористических организаций уже в XX веке.

Однако и после окончательного разгрома "Народной воли", датируемой полицейской историиографией 1886 г., радикализация общественных настроений, нередко приводившая к формированию террористических намерений и групп, продолжалась.

Так в 1886 г. члены кружка продолжателей "Народной воли" в Харькове предполагали, наряду с агитационной и пропагандистской работой, вести и деятельность "террористическую и разрушительную»….

В их программе появляется уже и "слепой", безадресный, «рассеянный» терроризм. Члены группы установили связи с единомышленниками в Одессе, Екатеринославле, Москве и Петербурге.

В феврале 1887 г. принятая программа "Террористической фракции Народной воли" (С.-Петербург) сочла строгую централизацию террористической деятельности нецелесообразной, полагая, что "организация террора должна быть более гибкой, она должна быть подсказана всей окружающей обстановкой, условиями жизни"[17].

Возникшая в Москве в 1887 г. "социально-революционная партия" взяла эту тактическую установку на вооружение. Проект ее программы был разослан в Петербург, Орел, Курск, Харьков, Киев и Одессу, но встретил возражения из-за ярко выраженного террористического характера.

В январе 1888 г. в Цюрихе (Швейцария) вышел первый номер журнала "Самоуправление" с программой "Социалистов-революционеров" в которой провозглашалось, что "...не отдельный террористический факт, но ряд таких фактов... заставит монархизм... положить оружие" (до февраля 1889 г. вышло еще три номера журнала, после чего издание прекратилось).

Следующей в российской истории разветвленной террористической организацией стала "Боевая организация" партии социалистов-революционеров(эсеров).

Однако, как и ранее, в период "народовольческого терроризма", возникновению ее предшествовал длительный «инкубационный» период пропаганды "террора как метода борьбы".

новый подъем террористической, более строго говоря - скорее теоретико-подготовительной, активности после разгрома "Террористической фракции Народной воли" в марте 1887 г., связывал с голодом, охватившим в гг. 20 российских губерний, с холерной эпидемией и обусловленных ими беспорядками в деревнях, всколыхнувшими общество.

В гг., писал он, возник ряд "террористических кружков", правда, так и не успевших перейти к реальной террористической деятельности (большинство из них ликвидировалось полицией в течение 3-8 месяцев). Однако некоторые из них установили связи с единомышленниками-эмигрантами в Европе (Швейцария, Франция, Великобритания), а также созданными ими "обществами друзей свободы в России" (в США и Лондоне), и "Фондом вольной русской прессы", получали издававшуюся за рубежом литературу, пропагандировавшую терроризм[18].

Группы «русских террористов» были ликвидированы в Париже (в 1890 г.) и в Берне (1894 г.). Правда, они не только "освещались" Заграничной агентурой (ЗАГ) Департамента полиции, и были ликвидированы ею во взаимодействии с местной полицией, но и стали следствием провокации, учиненной руководителем ЗАГ .

Разоблачение в июле 1909 г. участия агента русской полиции Ландезена (он же А. Геккельман, он же ), с 1905г. возглавлявшего всю зарубежнуб агентуру Департамента полиции, в инспирировании образования "кружка русских террористов" в 1890 г. в Швейцарии привело к его отставке с этого поста и спешному бегству из Парижа.

В 1901 г. так называемый "Северный союз партии социалистов-революционеров" выпустил листовку, посвященную 20-летию цареубийства 1 марта 1881 г., что можно считать началом нового этапа систематической пропаганды терроризма.

А в конце мая 1901 г., N 2 эсеровской газеты "Революционная Россия" по поводу убийства министра просвещения писал: "Не теоретизировать теперь время, а действовать. Борьбу, начавшуюся стихийно, ведущуюся эпизодически, надо сделать сознательной и планомерной. В этом неотложная задача. Для ее осуществления должна быть проявлена вся мощь их ума, весь запас их чувств, вся энергия их воли".

В связи с начавшейся кампанией пропаганды террора, в докладе директора Департамента полиции от 01.01.01 г. высказывалось обоснованное предположение, что вскоре могут вновь начаться террористические акции.

"Боевая организация" партии социалистов-революционеров сложилась осенью 1901 г. для осуществления "центрального" террора, однако впервые заявила о себе в апреле 1902 г. издав листовку по поводу убийства министра внутренних дел .

БО партии эсеров просуществовала с перерывами до 1908 г.. Распускалась в ноябре 1905 г., а также в 1907 г., деятельность БО была также"приостановлена" ЦК ПСР "на время работы Государственной Думы" в 1906 г.. В то же время, связанная лишь с узким кругом членов ЦК ПСР (руководитель БО и его заместитель входили в состав ЦК партии), "Боевая организация", не смотря на финансирование ее ЦК партии, считалась автономной и даже  "внепартийной".

Официально БО была объявлена распущенной ЦК ПСР весной 1909 г. вследствие разоблачения ее руководителя Бурцевым как агента Департамента полиции. В разное время в состав БО входило от 10-15 до 30 участников, а общее число ее членов составляет около 80 человек.

БО в значительной степени восприняла опыт и теорию "террористической борьбы "Народной воли". В гг. БО и ее отделения ("летучие отряды") совершили ряд громких террористических акций.

Многочисленные аресты и казни ее членов, а также наличие агентуры полиции в ее рядах, не могли помешать ее восстановлению после наносимых ударов, что, по-видимому, определяется не только одной ролью Азефа как агента-провокатора.

Еще одной особенностью деятельности БО было ее противоборство с полицейскими силами, выразившееся, в частности, в убийстве министров внутренних дел и , ряда других сотрудников Департамента полиции и его агентов (Татаров и др.)[19].

Следует также отметить тот парадоксальный факт, что деятельность "БО" встречала сочувствие и содействие не только в обществе, но и в самой полиции. Через эсеровские организации и близких к ним лиц с ЦК ПСР фактически сотрудничали и некоторые полицейские чиновники (, , бывший директор Департамента полиции ).

впоследствии так характеризовал начало деятельности "БО": "убийство Плеве, принесшее изменение внутренней политики и убийство великого князя, за которым последовали акты 18 февраля[20], как бы служили лучшим доказательством правильности революционных способов борьбы и необходимости террора как средства борьбы против правительства..."[21]. Пример "БО" толкал к терроризму и местные партийные организации эсеров, отмечал он, при которых также стали создаваться "боевые группы".

Как бы не показалось это парадоксальным, но не деятельность агентуры Департамента полиции привела к фактической ликвидации "Боевой организации" эсеров, а именно разоблачение Азефа в качестве агента-провокатора охранки[22].

Еще одним экстремистским течением в начале XX в. являлись анархисты - по некоторым данным, в г. в России насчитывалось около 7 тысяч последователей этой социально-политической доктрины, а анархистские группы объединяли до 80-150 членов.

Анархистами также был создан ряд "боевых групп", которые активно участвовали в "партизанской террористической войне", одним из главных средств которой считали "экспроприации", то есть захват личной или казенной собственности и денежных средств.

Вслед за французскими анархистами, впервые в начале 90-х годов XIX века осуществивших ряд акций "рассеянного террора" путем организации «безадресных» взрывов, анархисты - "безмотивники" также организовали взрывы в ресторане "Бристоль" в Варшаве (ноябрь 1905 г.), у кафе в Одессе (декабрь 1905 г.), ряд взрывов на пароходах (1906 г.).

В мае 1906 г. в Петербурге возникла "Боевая организация максималистов" (БОМ), в которую входило около 30 человек. БОМ вынашивала планы захвата Госсовета в момент заседания там министров, готовила покушения на ряд министров.

В июле 1906 г. БОМ организовала покушение на командующего Одесским военным округом, в августе того же года организовала взрыв на даче

премьер-министра , в результате которого погибло более 10 человек[23].

Однако параллельно с "организованной» террористической «идейной борьбой" эсеров, "максималистов" и анархистов, на фоне революционного подъема гг. развивался также и "неорганизованный", т. е. не проводимый конкретной партией, организацией, терроризм, а также так называемые  "аграрный" и "фабричный" террор.

Первый из них состоял в призывах к осуществлению в деревне традиционных (разгромы и поджоги имений, убийства помещиков и т. п.) форм крестьянской борьбы, что получило известное распространение в гг. а также впоследствии - в гг..

Начало этой тактики положила резолюция Женевской группы эсеров в

ноябре 1904 г., которая была поддержана частью ПСР в России, Крестьянским союзом, Союзом эсеров - максималистов[24].

"Фабричный" же терроризм состоял в признании необходимости нападений на представителей администрации предприятий, чиновников, штрейкбрехеров и т. д.

Следует также отметить, что значительное распространение в гг. получил и так называемый "грабительский терроризм" связанный с осуществлением "экспроприаций" материальных средств, шантажом и тому подобными деяниями, причем нередко он был мотивирован не политическими, а корыстными мотивами.

Не являясь по сути проявлениями политического терроризма, эти акции, в свою очередь, также создавали своеобразный морально-психологический фон, настрой в обществе, следствием которого являлось все более укреплявшееся в сознании масс убеждение в том, что "винтовка рождает власть!", столь притягательное для любых последующих поколений террористов и политических радикалов.

Следует также особо подчеркнуть, что "наряду с "революционными", "левыми" террористическими организациями в гг. возникали и действовали «в противовес» им и "правые" террористические группы в виде "боевых дружин" при "Союзе русского народа", "Союзе Михаила Архангела" и "Обществе активной борьбы с революцией". Эти организации также осуществляли ряд террористических акций, причем некоторые из них пытались представить как акции "левых экстремистов"[25].

Представляется небезинтересным рассмотреть также вопрос о начале международного сотрудничества государств в борьбе с терроризмом.

Ведь в конце XIX – начале ХХ веков, терроризм, особенно анархотерроризм, получил также значительное распространение во Франции, Испании, Германии, что способствовало и облегчало установление и налаживание контактов между правоохранительными органами европейских государств.

Например, еще в январе 1880 г. российское посольство в Париже, располагавшееся на бульваре Гренель, через свою агентуру установило, что под именем польского эмигранта Эдуарда Мейера здесь скрывается опасный государственный преступник, член Исполнительного комитета Народной воли и участник покушения на Александра II 30-летний Лев Гартман.

Произошло это важное для Ш Отделения открытие не без участия Петра Васильевича Корвин-Круковского (), русского эмигранта, женатого на французской актрисе, и по совместительству осведомлявшего посольство о новостях эмигрантского мира.

Летом 1881 г., когда перепуганные монархисты решили начать карательный «крестовый поход» против «врагов трона и империи», Корвин-Круковский в качестве агента «Священной дружины» возглавил парижскую агентуру Департамента полиции.

Вскоре в помощь Петру Васильевичу из Петербурга прибывает проваленный на родине агент III , уже в марте 1884 г. сменивший Круковского на посту заведующего Заграничной агентурой (ЗАГ) Департамента полиции.

Мы уточнили эти обстоятельства потому, что ранее традиционно появление постоянной полицейской резидентуры во Франции связывали с именем Рачковского и, тем самым, затушевывали ее деятельность в предшествовавшие годы.

С хорошими связями в обществе, в том числе в политических и полицейских кругах, с немалыми личными амбициями, Рачковский на десятилетия стал проводником политики российского МВД во Франции, причем весьма успешным, не смотря на многочисленные авантюры и провалы…

3 февраля 1880 г. Гартман был арестован французской полицией по настоянию российского посла графа Орлова. Однако, несмотря на доставленные из Петербурга документы, свидетельствовавшие о причастности Гартмана к террористической деятельности, 7 марта он был освобожден из под ареста по настоянию прессы, будоражившей общественной мнение, с чем вынуждены были считаться французские республиканские власти.

Эти события, повлекшее известные осложнения в российско-французских отношениях, вошедшие в историю дипломатии как "инцидент Гартмана", казалось, могли надолго отвратить Петербург от развития отношений с Францией.

Но российское руководство решило избрать иной путь, установив доверительные отношения с МВД Франции, не забывая при этом, как будет показано далее, и о своих собственных интересах.

Будучи информированным через заграничную агентуру о приобретавших все большую популярность во Франции анархистах, не только призывавших, но и реально готовившихся "взрывать бомбы на улицах Парижа", российское правительство решило предостеречь своих коллег, подробно рассказав им о деятельности собственных "террористов", "анархистов", "нигилистов" и "социалистов", резонно рассчитывая, на взаимную помощь со стороны французской полиции.

С этой целью в Департаменте полиции был подготовлен уже неоднократно упоминавшийся ранее обзор хроники террористической деятельности в России в годы.

Составители полицейской хроники объясняли появление терроризма в России разочарованием в действенности политической пропаганды (что в значительной степени верно), недовольством имеющимися в наличии "ресурсами революционной деятельности", "нигилизмом", то есть отрицанием существующего государственного устройства, разочарованием революционеров вследствие «пассивности» народа, весьма равнодушно воспринимавшего призывы к началу строительства "новой жизни".

В переданной французским властям в приложение к уже упоминавшейся "Хронике..." ориентировке на российских эмигрантов, проживающих за границей, читаем под номером 76:

"Кравчинский Сергей (36 лет), известный под псевдонимом "Степняка", эмигрировавший в 1878 году, один из убийц генерала Мезенцова. В 1884 году находился в Париже, потом поселился в Лондоне".

Такого рода информация представлялась французской полиции для возможной в будущем передачи властям России (экстрадиции) разыскиваемых преступников.

В том же списке под номером 50 значится: Геккельман Абраам, еврей (33 года), эмигрировавший в 1884 году, при помощи подложного паспорта, жил в Париже"[26].

Отметим, однако, что Департамент полиции лукавил в этом вопросе, поскольку уже тогда Геккельман был его агентом "спрятанным" заграницей ввиду его разоблачения в России.

Позднее этот агент-провокатор под фамилией Гартинга дослужился до весьма высокой должности Заведующего заграничной агентурой Департамента полиции, стал кавалером многих правительственных наград не только России, но и Франции, Великобритании, Германии, правда, был разоблачен в 1909 г. .

А пока и сам Владимир Львович значился в этом списке наиболее опасных российских эмигрантов под номером 17.

Отметим и еще одно любопытное обстоятельство. Официальный полицейский историограф не обходит умолчанием и такой вопрос, как организационные предпосылки возникновения контрреволюционного, "белого террора", хотя и сообщает об этом крайне скупо: "доведенная до отчаяния (покушением на Александра II 1 марта 1881 г. - О. Х.) группа мужественных добровольцев решила организовать с оружием в руках тайный крестовый поход против врагов народа; целью этого похода было вырезать анархистов (род тайных судилищ в средние века). Другой кружок добровольцев со специальными намерениями помочь суду и полиции в их сыскной деятельности, как в России, так и за границей, действительно соорганизовался; в его состав вошли лица, занимавшие самое высокое положение в столице; эта ассоциация носила имя "дружина" и функционировала до осени 1882 года".

К этой организации, более известной как "Священная дружина", был приставлен, в частности и будущий глава ЗАГ Департамента полиции .

Голицыну пришлось также признать, что "Дружина" оказалась причастной и к организации первого еврейского погрома в апреле 1881 г. в Киеве. Излишнее "усердие" дружинников по наказанию "врагов порядка" привело к "высочайшему повелению" о самороспуске "дружины", хотя идея эта и прижилась на отечественной почве до лучших времен[27].

То, что один вид терроризма - будь то "правый" или "левый", с неизбежностью порождает своего идейного антипода, также является еще одной характерной чертой социологии и логики терроризма, что подтверждает вся история XIX--ХХ столетий и уже начавшегося XXI века.

Следует также заметить, что еще в 1884 г. Россия вела переговоры с Германией о заключении соглашения об экстрадикции лиц, совершивших или подготавливавших совершение террористических действий.

Убийство анархистами в декабре 1884 г. во Франкфурте агента тайной полиции Румпфа произвело сильное впечатление на общественное мнение Германии, склонявшееся к необходимости энергично бороться против терроризма.

Тексты сответствующего соглашения прошли согласование в Берлине и Петербурге и были опубликованы почти одновременно: 23 января 1885 г. в "Дойче Райхсанцайгер" и 22 января 1885 г. в № 5 "Сборника законов и распоряжений правительства". И хотя этот документ не был ратифицирован германским рейхстагом в виду его неожиданного роспуска, "Россия и Германия могут гордиться, - писал , - что первыми заложили основу международного соглашения", целью которого являлась борьба с терроризмом.

Заметим попутно, что первое подобное многосторонее соглашение - Европейская конвенция о борьбе с терроризмом, - было заключено почти через столетие - только в 1977 году.

Следует сказать и о том, что осознание правительствами европейских государств степени и масштаба реальной угрозы, исходившей от террористических организаций, привело к проведению в 1898 г. в Риме первой в истории международной конференции по борьбе с терроризмом. Россию на этой конференции представлял директор Департамента полиции .

В коммюнике по итогам конференции отмечалось: "Опыт многих лет показывает, что единичные стремления отдельных государств недостаточны для искоренения зла. Для борьбы с ним необходимы совокупные усилия, основанные на международных договорах". Однако достигнутые соглашения, как и многие последующие, оказались недостаточно действенными[28].

На наш взгляд, значительный интерес представляет также дискуссия о "месте и роли террористической борьбы" в освободительном движении, развернувшаяся в российском обществе в конце XIX - начале XX веков.

При этом в последние два десятилетия нередко приходится сталкиваться с мнением о том, что российские социал-демократы - большевики являлись, якобы, сторонниками, а их руководитель (Ленин) -- был чуть ли не "идеологом" политического терроризма в России[29].

Известный специалист по истории политического терроризма в Будницкий, например, также писал по этому поводу, что террористических идей "не чурались, вопреки распространенному мнению, не только эсеры и анархисты, но и социал-демократы", но не приводит никаких доказательств справедливости этого утверждения[30].

Наиболее обстоятельно тему участия большевиков в терроризме пытается развивать американский исследователь Анна Гейфман[31], хотя она и оговаривается, что большевистская "Искра" выступала с критикой террористических идей. Хотя, на наш взгляд, автор недостаточно глубоко изучила, прежде всего, партийную прессу РСДРП, являвшуюся, по известному выражению, "и коллективным пропагандистом, и коллективным организатором", что представляется чрезвычайно важным для понимания действительной позиции партии по вопросу о терроре.

В этой связи, вслед за ней, некоторые действия представителей местных партийных организаций, то, что в уголовно-правовой науке именуется "эксцессом исполнителя", то есть действием, не бывшим целенаправленным и заранее оговоренным, необоснованно экстраполируется на позицию партии и ее руководства по столь важному и актуальному политическому вопросу.

Меньшивики же, с которыми большевики вели непримиримую полемику по вопросу о терроризме, показаны Гейфман как более последовательные противники террора, хотя автор и признает, что они, и национальные социал-демократические группы также, участвовали в террористических актах и экспроприациях[32].

Парадоксально, но факт, что олицетворение Ленина как идеолога революционного террора встречается как у наиболее радикальных противников большевизма, так и у представителей крайне левых политических фракций современной России.

В этой связи исследование этого чрезвычайно актуального и для современности вопроса представляет, на наш взгляд, предмет не только восстановления исторической справедливости, но и имеет важное общественное значение.

А его ложные интерпретации вряд ли отвечают интересам общества и обеспечения его безопасности.

Встречаются, подчас, и прямо противоположные точки зрения. Например, в статье Л. Криштаповича "Что такое терроризм?", в частности, содержалось утверждение о том, что терроризм "...по природе своей - это западное явление"[33]. Как будет показано далее, это отнюдь не безобидная ошибка.

Проведенный нами анализ заставляет однозначно опровергнуть подобные утверждения. И, в то же время, он показывает, что политический терроризм, или как он тогда назывался, террор, имел действительно немалое распространение в России и и имел немалое число своих апологетов в различных слоях общества.

Не даром же большевики во главе с Лениным вели активную борьбы против идеологии и практики политического террора.

Этот вопрос крайне актуален и важен и сегодня для последовательной борьбы против идеологии "левацкого" терроризма, в 70-е годы прошлого века получившего весьма широкое распространение по всему миру. И слава "ультра-р-р-революционеров" не дает покоя кое-кому и сегодня.

В этой связи обратимся к ленинской критике "революционного авантюризма", как он именовал заигрывание с идеей «допостимости» террора в революционной борьбе.

Это необходимо, во-первых, для того, чтобы показать истинное отношение большевиков к практике и идеологии политического терроризма. Во-вторых, чтобы показать и раскрыть содержание дискуссии, развернувшейся в российском обществе в конце XIX - начале XX веков по вопросу о "допустимости и правомерности" политического терроризма.

В-третьих, для того, чтобы представить развернутые и обоснованные аргументы для борьбы с экстремистско-террористическими настроениями и пропагандой, опирающимися на ложные идейно-теоретические посылки.

Кстати сказать, автор не одинок в своей оценке отрицательного отношения основоположников научного социализма к терроризму.

Германский исследователь Х. Линке, профессор университета Св. Августина, также подчеркивал отрицание К. Марксом и Ф. Энгельсом терроризма, сформировавшееся в процессе спора с анархистами ( и другие).

Позицию Маркса и Энгельса по вопросу о терроре Х. Линке подытоживает следующим образом:

- индивидуальный террор не разрушает государственную систему, но во всяком случае ведет к замене руководящих персон и таит в себе опасность, что атакуемый режим, обороняясь, станет еще более жестоким и респрессивным;

- опыт показывает, что при применении террора убивают больше не причастных к нему лиц из числа того самого народа, за интересы которого якобы ведется борьба, чем действительно виновных в его угнетении;

- террор не воодушевляет угнетенные массы, но делает их недееспособными и обостряет чувство бессилия и апатию.

Подытоживая эти возражения, Х. Линке считает, что их можно привести к одному общему знаменателю: ндивидуальный терроризм, т. е. террор против конкретных лиц, "больше чем преступление, это - политическая ошибка"[34].

Отметим, что аналогичную точку зрения высказывал также и старший криминолог Австралийского Института криминологии Гранд Вордлоу в своей монографии "Политический терроризм: теория, тактика и меры противодействия" (Political terrorism. Theory, tactics and cuonter-measures)[35].

Обратимся теперь непосредственно к работам на эту тему одного из признанных лидеров российской социал-демократии (Ульянова).

Был ли Ленин, являвшийся одним из признанных идеологов и вождей российской социал-демократии, сторонником политического, пусть и "революционного", терроризма? Как нам представляется, отнюдь нет.

Еще в 1897 г., в написанной в ссылке брошюре "Задачи русских социал-демократов", явившейся своеобразным ответом на развернувшуюся в обществе дискуссию о месте терроризма в политической борьбе, он писал о предшественниках партии социалистов-революционеров: "безыдейность и беспринципность ведут их на практике к "революционному авантюризму", выражающемуся... в их шумной проповеди "систематического" террора..."[36].

Как видно из приведенной цитаты, Ленин не только терроризм, но и пропаганду его, относил к "революционному авантюризму".

В 1899 г., в "Проекте программы нашей партии", говоря о вопросах тактики, он отмечал: "сюда же относится... и вопрос о терроре: обсуждение этого вопроса, и, конечно, не с принципиальной, а с тактической стороны, непременно должны поднять социал-демократы, ибо рост движения сам собой, стихийно приводит к участившимся случаям убийств шпионов, к усилению страстного возмущения в рядах рабочих и социалистов, которые видят, что все большая и большая часть их товарищей замучивается насмерть в одиночных тюрьмах и в местах ссылки. Чтобы не оставлять места недомолвкам, оговоримся теперь же, что, по-нашему лично мнению, террор является... нецелесообразным средством борьбы, что партия (как партия) должна отвергнуть его... и сосредоточить все свои силы на укреплении организации и правильной доставки литературы" (Т.4, с.223).

Как видим из уже приведенных цитат, вопрос о терроризме широко дискутировался в обществе в то время. Достаточно сказать, что в начале 900-х годов определенную его "допустимость" признавал и будущий лидер кадетов Павел Николаевич Милюков, слывший за либерала.

При встрече с Лениным в 1903 г. в Лондоне "он очень упрекал "искровцев" (т. е. большевиков), за полемику против террора после убийства Балмашевым Сипягина и уверял... что еще один-два удачных террористических акта - и мы получим конституцию"[37].

В статье "Попятное направление в русской социал-демократии" Ленин, передавая психолого-политическую атмосферу того времени, писал: "В либеральных и радикальных салонах буржуазного "общества" социал-демократы могли слышать нередко сожаления о том, что революционеры оставили террор: люди, дрожавшие больше всего за свою шкуру и не оказавшие в решительный момент поддержки тем героям, которые наносили удары самодержавию, эти люди лицемерно обвиняют социал-демократов в политическом индифферентизме и жаждали возрождения партии, которая бы таскала для них каштаны из огня. Естественно, что социал-демократы проникались ненавистью к подобным людям и их фразам и уходили в более мелкую, но зато более серьезную работу пропаганды среди фабрично-заводского пролетариата" (Т.4, с.266-267).

Исторической справедливости ради отметим также, что последовательную критику идеологии, теории и практики терроризма в то время вел не только Ульянов и другие будущие большевики.

Не менее, если не еще более ощутимый удар по теории и идеологии терроризма в то время нанесла публикация в "Московских ведомостях" осенью 1895 г. цикла статей известного и уже упоминавшегося нами народовольца Льва Александровича Тихомирова под названием "Почему я перестал быть революционером?". (Этот цикл статей являлся переработанным изданием ранее вышедшей в Париже одноименной брошюры Тихомирова).

Однако теперь бывший народоволец напрямую говорил своими согражданами о пагубности терроризма, предчувствуя его вероятное возрождение в России. Это поступок ответственного гражданина, стремящегося отвести, предотвратить серьезную беду и угрозу.

По нашему глубокому убеждению, в этом цикле статей Тихомирова содержится блестящая социалогическая критика идеологии и практики политического терроризма, не утратившая, по нашему мнению, своего значения и актуальности и сегодня.

Отметим при этом, что это публицистическое выступление явилось ответом на вопросы и дискуссию, которая в то время уже поднимались в некоторых радикально настроенных кругах и через семь лет привели к возобновлению "террористической борьбы" против государственной власти партии социалистов-революционеров.

В частности, отмечал: "Не буду касаться нравственной стороны подобной (террористической - О. Х) системы действий, хотя предвижу серьезные опасности, которые в нравственном отношении может породить привычка решать вопрос о жизни человеческого существа, основываясь только на собственном, личном усмотрении.... Ограничиваясь даже разбором вопроса политического и с этой точки зрения террористическую идею должно признать абсолютно ложной.

Одно из двух: или имеются политические силы ниспровергнуть данный режим, или нет. В первом случае нет надобности в политических убийствах, во втором они ни к чему не приведут. Мысль запугать какое-нибудь правительство, не имея силы его низвергнуть - совершенно химерична: правительств настолько несообразительных, не бывает на свете....

Или не нужен, или бессилен - вот единственная дилемма для терроризма как системы политической борьбы"[38].

И далее он прозорливо продолжал: "Надежды на политическое убийство обличают полное непонимание законов общественности. Кинжал и динамит способны только запутывать всякое положение. Распутать его способны лишь идеи - здоровые, положительные, умеющие указать России дорогу не для пролития крови, а для развития силы. Нужно иметь идею созидательную, идею социального творчества. Только тогда стоит толковать о политических вольностях"[39].

Позднее Тихомиров вновь повторял казавшуюся ему очень важной мысль: "Идея террора сама по себе слаба: терроризм как система политической борьбы или бессилен, или излишен; он бессилен, если у революционеров нет средств низвергнуть правительство; он излишен, если эти средства есть"[40].

Похожую аргументацию далее мы встретим и в работах Ульянова-Ленина.

Однако сторонниками террора выступала не только партия эсеров, но и некоторые зарубежные эмигранты, связанные как с "экономизмом" (журнал "Рабочее дело"), так и ставшие впоследствии меньшевиками ( и другие).

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8