Период оккупации хутора Дивногорье и села Селявное по воспоминаниям местных жителей ( гг.)

Период оккупации хутора Дивногорье и села Селявное по воспоминаниям местных жителей ( гг.)

22 июня 1941 года нацистская Германия напала на Советский Союз. В первый же день войны Воронежская область была объявлена на военном положении. Граждане 1905 – 1918 гг. рождения подлежали мобилизации.

Из воспоминаний жителей х. Дивногорья и с. Селявное: «Не было ни радио, ни телефона. По станции Крупенниково, подавая звуковые сигналы, проследовал состав, из которого бросали листовки, где сообщалось о начале войны, и о начале мобилизации»[1].

Из Селявенского с/с на фронт было призвано более 300 человек. Прекрасно помнит день, когда провожал на фронт отца . 11-летний мальчик с матерью и отцом забрались на товарный состав, вагоны которого доверху были нагружены зерном. По воспоминаниям Василия Александровича он боялся того, что их может снести с вагона во время проезда под железнодорожным мостом ветки Лиски – Кантемировка. Поэтому это событие ему хорошо запомнилось. Вообще в первые дни мобилизации люди с отдалённых хуторов добирались своим ходом, не хватало средств для централизованной, организованной доставки людей на призывные пункты. Всё это будет налажено несколько позже.

В селе остались женщины, старики и дети. Они заменили ушедших на фронт мужчин на всех участках работы. Сами косили и молотили хлеб. Делать всю работу приходилось вручную. Тракторы, машины, лошади были отданы на фронт. Юноши и девушки от 16 до 18 лет 26 июня ушли на трудовой фронт. Они копали оборонительные противотанковые рвы в Смоленской области, на подступах к Москве. 1 октября 1941 года они вернулись домой. Те, кому исполнилось 18 лет, были мобилизованы. Из воспоминаний Коробкиной Екатерины Ивановны: «Когда началась война, мне было 16 лет. Я была самой младшей в семье, осталась мать и две сестры. Приходилось копать окопы, из которых было видно одно небо. Я со своими сёстрами, матерью и другими женщинами рыли окопы от Селявного до Коротояка, работа была очень тяжелой. Однажды мы убирали с полей урожай, как вдруг появились вражеские самолёты. Начался обстрел, немцы никак не могли попасть в нас. Они то перебрасывали бомбы, то не добрасывали. Мы очень испугались и потом долго, не могли успокоиться»[1].

Рассказывая о событиях происходивших на территории Селявенского с/с в гг., нельзя не упомянуть о госпитале 1941 года в здании дома-отдыха «Дивногорье» был открыт эвакогоспиталь № 26 – 36, находившийся в 3-х километрах от села Селявное-1, рядом с железной дорогой. Это было очень удобно для транспортировки раненых. Двухэтажное здание госпиталя вмещало 4 корпуса. Все лечебные палаты находились на первом этаже, операционная на втором. В первом корпусе было 23 палаты, в третьем - 17 палат. Прямо с эшелонов раненых доставляли в госпиталь. На носилках их переносили в баню, где проводили первичную обработку. Одежду приходилось «прожаривать», так как было много вшей. Врачебный персонал госпиталя состоял из главного врача-хирурга В. Гудермана и 4-х врачей. Главврач был очень требователен к себе и окружающим. В госпитале была строгая дисциплина, рабочий день был ненормирован. Госпиталь вмещал 400-450 раненых. Не хватало перевязочного материала, поэтому приходилось каждый день стирать и стерилизовать использованные бинты. В госпитале поддерживалась идеальная чистота. Каждый день делали операции, а раненых пребывало всё больше и больше. Из-за нехватки медицинских сестёр, врачи госпиталя обратились за помощью к жителям села Селявное, и 15–16-ти летние девчонки добровольно надели белые халаты. Самой юной из них была . Маленькая, хрупкая 15-ти летняя девчушка была готова выполнять любую работу. Она ухаживала за больными, мыла полы, стирала бельё. Кровавые раны, вши, чужую боль и солдатские слёзы – вот всё, что видела юная Мария.

Многие селявенцы работали в госпитале. Вот ещё одна страница из фронтовой судьбы. пришла в госпиталь в августе 1941 года, чтобы чем-то помочь фронту. Мария Евдокимовна мыла полы, ухаживала за ранеными. После окончания войны девушка осталась работать в санатории «Дивногорье».

К лету 1942 года положение на всех фронтах осложнилось. Под натиском, наступающих немецких войск Красная Армия была вынуждена отступать к берегам Дона и Волги. В планах гитлеровского командования особое значение придавалось прорыву на Воронежском направлении. Именно сюда в район Среднего Дона, была дополнительно переброшена сильная группировка войск – 2-я пехотная и 4-я танковая немецкая армия, 2-я венгерская, 3-я итальянская армии. Их поддерживал 4-й воздушный флот Германии. 28 июня 1942 года армейская группа «Вейхс» под командованием генерал-полковника фон Вейхса и 6-я полевая армия, усиленная 40-м танковым корпусом и соединениями 4-го воздушного флота, - начали наступательную операцию на Воронежском направлении под кодовым названием «Блау» («Синяя»).

Несмотря на упорное сопротивление войск Брянского и Юго-Западного фронтов, противник, имея значительное превосходство в живой силе и технике, прорвал наши оборонительные позиции и устремился к Дону, рассчитывая с ходу захватить Воронеж, а затем, резко повернув на Юг, выйти в район придонского города Свобода (ныне Лиски), чтобы овладеть крупным железнодорожным узлом.

Придавая большое значение Воронежскому направлению, ставка верховного главнокомандования принимает решение о создании с 7 июня 1942 года Воронежского фронта [2, с. 7,8].

Основные задачи определены в приказе № 000 от 01.01.01 года. «Враг делает всё, чтобы прорваться через Дон вглубь нашей страны… Дон должен стать недоступным для врага. У его берегов мы должны сломать ему становой хребет, заставить врага изойти кровью».

Жители с. Селявного чувствовали приближение фронта. Из-за повреждения железнодорожного полотна на станции Крупенниково скопились составы с топливом и боеприпасами. Немецкая авиация решила воспользоваться благоприятной ситуацией. От попадания бомбы загорелся состав с горючим. Огонь перекинулся на дома. Выгорела вся пристанционная улица «Ключка» и часть «Школьной» улицы. Люди прятались в погребах. Некоторые семьи сгорели заживо. Семья Руденко из 5-ти человек, , Из воспоминаний Чалой Матрёны Игнатьевны: «Страшно и больно вспоминать об этом. Мне было тогда 12 лет, но до сих пор перед глазами стоит страшная пелена войны. Отец работал на станции путевым обходчиком. Старший брат работал в госпитале. Утром, со стороны Харькова, прилетели самолёты и начали бомбить станцию. Загорелись вагоны и цистерны, тут и там рвались снаряды. Дома горели на глазах у всех, сгорело две улицы. Наш дом тоже сгорел. Люди были заживо похоронены в своих погребах, они или задыхались от дыма, или же были засыпаны землей. Мой брат был ранен. Отец был контужен. В первый день бомбёжки погибло 35 детей» [1].

Из воспоминаний Мачулиной Марии Ивановны жительницы х. Дивногорье: «Фронт приближался. Начались частые бомбёжки, от которых люди прятались в пещере или убегали в лес, а иногда и прятаться было негде. Колхозники под бомбёжками убирали пшеницу и возили на телегах на станцию Пухово» [1].

2 июля пришел приказ об эвакуации. Но не все люди могли уйти на левый берег. Из воспоминаний Чаленко Василия Александровича: «У нас было две коровы. Переправить их на левый берег у нас не было возможности и поэтому, мать отказалась эвакуироваться. Во время бомбёжки коров убило. Дорезали, мясо засолили, часть отдали родственникам и соседям. Шкуры не выделывали, выбросили. А когда в феврале 43-го вернулись домой, нашли эти шкуры, варили и ели, так как есть, было, нечего» [1]. Из воспоминаний Шинкарёва Николая Нифодиевича: «Летом 1942 года перед приходом немцев все переправы через Дон были взорваны, из госпиталя раненых переправляли на лодках в спешке. В госпитале осталось всё оборудование, медикаменты. В районе хутора Вязники наши взорвали несколько «Катюш» так как не было возможности переправить их через Дон. Дней пять, было, безвластие» [1].

5 июля 1942 года передовые части фашистских войск вступили в пределы правобережной зоны Лискинского района. В оккупации оказались сёла и хутора Колыбельского, Щученского, Ковалёвского, Селявенского сельских советов. 12 июля 1942 года немцы пришли в село Селявное. В Дивногорье, Селявном и Вязниках оборону противника держал 36 пехотный полк. В течение 5-ти месяцев противник создавал и совершенствовал свои оборонительные сооружения. Их передний край проходил по правому берегу Дона, который на сотню метров возвышался над левым. Это позволяло противнику просматривать расположение наших войск на большую глубину и создать систему фланкирующего огня вдоль русла реки и на скатах крутого берега. На переднем крае вражеское командование сосредоточило основную часть огневых точек, укрытых в мощные дзоты и траншеи, интервалы между которыми не превышали 75-100 метров. Весь передний край в три ряда был опутан колючей проволокой. Вторая линия обороны противника представляла собой систему опорных пунктов, расположенных на высотах, в населённых пунктах и в отдельных рощах. В каждом из них были гарнизоны в составе взвода, роты и батальона. Местность в глубине обороны противника на всём пространстве Лискинского района пересечения оврагами, руслами речек и густых перелесков. Эти естественные препятствия широко использовались противником в системе обороны [2, с.42, 43].

Захватив правобережье Дона, фашисты занялись грабежами населения, не успевшего эвакуироваться. У людей изымались ценные вещи, продукты питания, скот. Жителей выгоняли из своих домов в землянки и сараи. Каждому селянину предписывалось носить нарукавную повязку с его личным номером. За утерю номера грозил расстрел. Все жители, начиная с одиннадцатилетнего возраста, обязаны были работать с шести утра до наступления темноты, не получая при этом никакой оплаты. Опоздавших на работу били плетью 25 раз, за вторичное опоздание, наказание увеличивалось вдвое, за невыход на работу - расстрел. Каждая семья облагалась жёсткими податями. Всё надоенное молоко сдавалось в комендатуру, а обязательная сдача яиц устанавливалась вне зависимости от того, были в хозяйстве куры или нет. По всем оккупированным сёлам было распространено воззвание командования, в котором в категорической форме запрещалось хождение из одной деревни в другую и появление на улице с 21-00 до 4-00 утра. Нарушение этого положения каралось смертной казнью, и эту угрозу фашисты осуществляли с неумолимой жестокостью.

Из воспоминаний Чалой Матрёны Игнатьевной: «Фашисты выгоняли жителей из села. Больные старики и даже раненые дети были добиты венграми, наши колхозники под дулами винтовок убирали пшеницу и картофель в Пухово. Фашисты заставляли работать на себя не только стариков и женщин, но и детей. Оккупанты отбирали у жителей села коров и, при малейшем сопротивлении, расстреливали» [1]. Семья Матрёны Игнатьевны (в семье было пятеро детей) жила в лесу, потом перебрались в х. Дивногорье. «Жить приходилось в подвале. Немцы выгнали нас и из хутора, и мы пешком добрались до ст. Балтута. Два брата заболели и умерли от кори» [1].

Из воспоминаний Шинкарёва Николая Нифодиевича: «В х. Дивногорье немцы простояли дней 20, а потом ушли на Сталинград». Весёлые были, вспоминает Н. Н., он запомнил слова немцев: «Сталинград капут и криг капут». Из с. Селявного жителей выгнали сразу, а нас держали месяца два, прикрываясь нами, как живым щитом. Зная, что в хуторе мирное население, артиллерия старалась стрелять аккуратно, наверняка, но всё равно, две девочки погибли. Вдоль железной дороги оккупантами возводятся огневые точки. Коротояцкий луг - нейтральная зона, там минные поля. Наша пехота два раза ходили в атаку. Их отрезали от Дона, загоняли в заросли тростника и расстреливали. У нас в хате 2 мадьяра жили, а наша семья обитала в хлеву, в сарае. Слышу, шелестит что-то в кукурузе, а это два наших солдата початки кукурузы раздирают и едят. Если бы они в хату постучали, где в это время были венгры, им хана. Оказывается их окружили под Коротояком, и они спасались кто как мог. Батька рассказал им как незаметно, между хутором и Селявным перебраться через Дон. Что дальше с ними стало, я не знаю. Среди мадьяр были русины, они хорошо говорили по-русски, но это были не только переводчики, так как были вооружены. Начались налёты нашей авиации. «Кукурузники» разбрасывали листовки, а «ТБ-3» ночью в первый заход выбрасывали осветительные ракеты, которые светили очень ярко, а потом бомбили. У нас не было объектов, поэтому нас не бомбили. В доме, где жил Нелепин Васька, на перекрёстке, где старый медпункт, располагалась комендатура, за мародёрство стегали плёткою, не знаю, может для отвода глаз. При мадьярах было хуже, чем при немцах, их кормили хуже, они шастали по огородам, скот повырезали. Позже, хуторян эвакуировали в Острогожск, где мы работали на кирпичном заводе» [1]. Из воспоминаний Шинкарёва Семёна Сергеевича: «Мадьяр воровал у деда Плаксия (Яков Власенко) кукурузу (кормили плохо). После нескольких предупреждений дед, обладающий недюжей силой, вырубает солдата и забирает винтовку. Отношение к местному населению хорошее. За мародерство на 15 минут подвешивали вверх ногами» [1].

Из воспоминаний Чалой Матрёны Игнатьевны: «Оккупанты отбирали у жителей села коров и, при малейшем сопротивлении расстреливали. Расстреляна была вся семья Поставничьих. Среди них было трое детей, один из них грудной» [1].

27 человек было угнано в Германию. Из воспоминаний Рыбченко Прасковьи Алексеевны: «Мне было 17 лет, когда вместе с другой молодёжью села нас повезли в Германию. Везли через Польшу, там был сортировочный пункт, где проверяли, нет ли каких болезней. У меня обнаружили фурункулы и поставили на лбу печать: на сожжение. Пока проверяли остальных, две моих подруги стёрли печать и меня вместе с отобранными пленными отправили в Германию, в штрафлагерь Купфергюте город Доизбург. Кормили плохо, сушеная редька с червями плюс 200 граммов чёрного хлеба. Кто не брезговал – ел – выжил, а кто брезговал, умер от голода. Работали с 6 до 21. Только в марте 1945 года части Красной Армии нас освободили» [1].

Из воспоминаний Нимыч Анны Гавриловны: «Я родилась в селе Лиски Лискинского района. Закончила Залуженскую среднюю школу № 18. Затем переехала жить в с. Селявное – 1. В июле 1942 года немцы выгнали жителей из села, я вместе с другими односельчанами попала в село Завальское Белгородской области Будёновского района. В ноябре немцы включили меня в список лиц подлежащих отправке в Германию. Везли в товарных вагонах трое суток без еды и воды до города Дайсбурга на Рейне. Работала на химическом заводе вместе с другими девушками из Польши и Франции. Многие, кроме русских, получили посылки из дома. Кормили очень плохо. Завтрак: 100 – 150 грамм хлеба. Обед: баланда (вода с картофелем или брюквой). Ужин: кофе из ячменя 45 грамм или сушеная брюква. В лагере встретила своего будущего мужа. Советские самолёты часто бомбили город. В 1945 году американцы освободили пленных. Всех их повезли из лагеря на машинах до города Марбурга, потом до Дрездена. Всего побывала в пяти пунктах пересортировки. В городе Львове выписали литер (проездной билет) на 18 человек до города Воронежа. Из города Львова до станции Лиски ехали 23 дня. На Родину вернулась 23 сентября 1945 года» [1].

Из воспоминаний Спичкиной Екатерины Яковлевны: «Отца и брата забрали на фронт, осталась мать и мы, пятеро сестер. Вместе с матерью ходили на поле, помогали в работе. Кушать было нечего, собирали «бабку» и ели. Семена из этого растения толкли в муку, пекли лепёшки. Старшая сестра Дуня приносила домой кусочки жмыха, делила на шестерых. Однажды они постирали бельё и вывесили его сушить. Белокурый, голубоглазый румын подошёл к матери непонятными словами постарался объяснить, что бельё нужно снять. Пролетающие самолёты могли заметить его и разбомбить дом, отдав свой паёк, 400 грамм хлеба, румын пошёл в свой лагерь» [1].

Противостояла фашистам 6-я истребительная бригада, в основном сформированная из Сибиряков и Уральцев. В июле 1942 года бригада перебрасывается на Воронежский фронт. В ночь на 6 августа бригада при поддержке 250-ти ночных бомбардировщиков переправилась на западный берег Дона и заняла Коротояк. Всего в этом районе частями бригады было разбито: 71 танк, 24 орудия, 52 миномёта, 55 пулемётов, 23 грузовых автомашины, свыше 7 тысяч солдат и офицеров противника, сбито 6 самолётов.

В ночь с 27 на 28 сентября 1942 года разведвзвод в количестве 100 человек произвёл налёт на хутор Вязники, при котором было уничтожено до 200 солдат, 3 орудия, 4 пулемёта, 1 шестиствольный миномёт, 6 дотов, склад с артснарядами и захватили 24 пленных. В ночь с 3 на 4 октября был совершён налёт на совхоз Свобода и дом отдыха Дивногорье, во время которого разведчики бригады расстреляли 50 солдат, уничтожили 5 пулемётов, 4 дзота, захватили 18 пленных и освободили 14 советских граждан [3].

Из книги маршала Советского Союза Василевского «Дело моей жизни»: «Мы с командованием Воронежского фронта по приказу Ставки приступили к подготовке наступательной операции с целью окружения и разгрома войск врага в районе Острогожска и Россоши. Вместе с командованием фронта мы разработали план Острогожско-Россошанской операции, который был утверждён Ставкой. Исходная линия наступления – р. Дон. Наступление намечалось с двух плацдармов – 1-го Сторожевского и Щученского [4].

13-14 января началось наступление частей Воронежского фронта. 18 отдельный стрелковый корпус, действуя со Щученского плацдарма, после 2-х часовой артподготовки перешла в наступление. Против корпуса действовали 4 венгерские дивизии, 1 немецкий корпус. 16 января 1943 года 100-я стрелковая дивизия в составе 129 стрелковой бригады, наступающей в направлении г. Острогожск освободила Селявное и Дивногорье. «Советские войска освободили нас и мы вернулись в свои родные места» [1].

Из воспоминаний Шинкарёва Семёна Сергеевича: «Вернулись в хутор 3 февраля 1943 года, с конца ноября 1942 года проживали в с. Нижний Ольшан. 2 недели продержали в здании школы ровно 30 семей, потом разрешили селиться по частному сектору. 18 января бои в Нижнем Ольшане. Большой погреб, где прятались около 50 человек, венгры забросали гранатами, а мы тоже хотели там спрятаться, да не успели. Возвращаясь, домой мимо Лужниковки (это дачный посёлок под Острогожском), увидели на лугу много убитых мадьяр. Они прятались в камышах, попав в окружение. Несколько залпов «катюш» термитными снарядами и врага нет. Страшное оружие» [1].

Из воспоминаний Шинкарёва Николая Нифодиевича: «Нас мадьяры отправили в Острогожск, где мы работали на кирпичном заводе. Как только нас освободили, мы сразу вернулись домой. Дома ни окон, ни дверей, всё пожгли. Выживали, как могли. Зима была ужасной – снег, мороз. Деревянные ящики из-под снарядов люди растащили на дрова. Венгры повзрывали железную дорогу от Откоса до Острогожска. У мадьяр огневые точки вдоль железной дороги строили евреи из Болгарии вместе с нашими мужиками. К нашим относились терпимо, а к ним никакого снисхождения. Жили они, где Коли Зорина хатка. Когда мы вернулись домой, после освобождения хутора, то в этой же хате их и нашли, они были расстреляны. Меня и ещё нескольких людей попросили их вывезти и похоронить. В Голой балке был омшаник, где зимой держали пасеку. Деревянные стену и крышу разобрали на дрова, а ямы остались. Мы их в эти ямы стащили, а земля сильно промёрзла, копать было невозможно. Мы наверх пятидесятикилограммовую бомбу затащили, кусок бикфордового шнура подвели, подожгли. Бомба взорвалась, и землёй засыпало яму. Когда мы ещё в хуторе были, они ходили по домам меняли вещи на продукты. Евреи говорили на болгарском, чешском, словацком. Не знаю как сейчас, но еще долго в балке было заметно место их захоронения» [1].

Прошло почти 70 лет с момента окончания войны, многое исчезло с лица земли. Но до сих пор Дивногорская земля хранит память о людях в пожелтевших от времени документах, пылящихся на архивных полках, в фотографиях. По данным Селявенского с/с война унесла жизни 221 мирных жителей, из которых 15 детей. Из трехсот мобилизованных на фронт, не вернулось 145 человек. В Германию было угнано 27 человек, 3 из них погибло. Общий экономический ущерб по хозяйству составил 3 миллиона 345 тысяч 758 рублей (по ценам 1941 г.).

ЛИТЕРАТУРА:

1.// Из воспоминаний жителей с. Селявное и х. Дивногорье, хранящихся в музее-заповеднике «Дивногорье».

2.// Зюбин годы войны. Лиски, 1995.

3.// Афанасьев земли Лискинской / Материалы Лискинского историко-краеведческого музея.

4. Василевский всей жизни/ Из книги Зюбина годы войны. Лиски, 1995, с.40