2.8. Эпоха гуннских завоеваний (II в. до н. э. – II в н. э.).
В III в. до н. э. на территории Центральной Монголии складывается этнополитический союз гуннских племен (хунну, сюнну), выросший в мощную кочевую державу (209 г. до н. эг. н. э.). В археологическом плане это была «культура плиточных могил» - ранний этап самобытной гуннской культуры.
Ученые, посвятившие гуннам свои исследования, относят их к прототюркам. По мнению М. Рамстедта, их язык отражал состояние алтайских языков, когда тюркские еще не отделились от монгольского. Согласно сведениям китайских источников II-IV вв. н. э., язык гуннов был одинаковым с языком «гаогюйцев», т. е. предков уйгуров. По всей видимости, этноним «гунн» (хунну) восходит к тюрко-монгольскому термину «хун» (монг.) или «rmy» (тюрк) - народ.
В 209 году до н. э., устранив с престола своего отца шаньюя Туманя, Модэ совершает государственный переворот и объявляет сам себя правителем - шанъюем [Кляшторный, 1982, с. 169-170]. Он проводит важнейшие реформы своего государства. Великие реформы Модэ превращают патриархальное племя в военную державу гуннов и определяют ее будущее. На землях, находившихся восточнее гунских владений он разбил племена дунху, на западе «прогнал» юэчжей, на юге захватил Ордос и все земли, ранее уступленные его предшественником китайской империи Цинь. «При Модэ Дом Хуннов чрезвычайно усилился и возвысился, покорив все кочевые племена на севере, на юге он сделался равным Срединному Двору». [Бичурин, 1950. С. 48]. По сведениям ханьских источников Модэ к 201 г. до н. э. на севере покорил «владения Хуньюй, Кюеше, Динлин, Гэгунь и Цайли, посему-то старейшины и вельможи повиновались Модэ-Шаньюю и признавали его мудрым». [Бичурин, 1950. С. 50]. К этому времени относится распространение памятников гуннской культуры на территорию Монголии, Забайкалья, Саяно-Алтая, Восточного Туркестана. По мнению ряда исследователей, эти события, упомянутые в ханьских источниках, имеют непосредственное отношение к истории кочевых племен, обитавших на территории Саяно-Алтая.
Находки гуннской гончарной керамики, бронзовых изделий, кладов с украшениями, характерных для гуннской культуры, известны в Минусинской котловине. В основном они происходят из здания китайской архитектуры на Абакане, которое считается замком гуннского наместника [Кызласов, 1992. С. 54.] На левом берегу реки Абакан у пос. Чапаево, в 8 км. от г. Абакана в 1940 г. были обнаружены остатки монументального сооружения. Выяснилось, что это был дворец площадью 1500 кв. м., с глинобитный стенами и четырехскатной крышей, покрытой черепицей. На черепице имеются китайские иероглифы, которые содержали пожелания благополучия для того, кто жил в этом дворце, и указывали на принадлежность его какому-то административному лицу. На всех черепицах был написан один и тот же текст: «Сыну неба тысячу осеней и десять тысяч лет вечной радости без горя». Дворец датирован в целом эпохой династии Хань (206 г. до н. э.-220 г. н. э).
Исследователи памятника и связывали его с резиденцией плененного гуннами китайского полководца Ли Лина и датировали I в. до н. э. [Евтюхова, Левашова, 1946. С. 82.]. Данную версию поддержал , а в дальнейшем – [Киселев, 1949. С. 268; Кызласов, 1960. С. 164]. Однако имеется и другое предположение о постройке гуннского дворца позже, в 1 в. н. э. в эпоху правления Ван Мана.
Особенности дворца указывают на то, что он построен по принципам китайской архитектуры — с черепичной кровлей, подпольным духовым отоплением. Большинство найденных в нем предметов также китайские, привозные, хотя встречаются и гуннские предметы. Видимо это остатки здания, построенного китайскими мастерами для китайского вельможи в ханьское время.
Двери центрального зала были украшены массивными бронзовыми литыми ручками – личинами в виде рогатого горбоносого чудовища в трехрогой тиаре (короне), с бакенбардами, усами и оскаленными зубами. Подвижное кольцо для открывания двери, было вставлено в его нос. Всего найдено четыре таких ручки. Они относятся к южносибирскому производству личин. При рассмотрении этих предметов бросаются в глаза характерные особенности европеоидного типа лица, чем они сильно напоминают некоторые погребальные маски таштыкской культуры. [Кызласов. 2001. с.5.]
Гунны в 99 г. до н. э. «покорившегося им китайского полководца Ли Лин возвели в достоинство западного Чжуки-князя» и поставили наместником в стране Гяньгунь. [Бичурин. 1950. с. 351.] Знаменитый китайский полководец Ли Лин был женат на дочери шаньюя и, вероятно, жил в этом дворце, возведенного китайскими зодчими. От потомства Ли Лина вели свою родословную кыргызские ханы и императоры Танского Китая. До наших дней дошло его стихотворное описание своей жизни на чужбине в стране Гяньгунь. «Весь день я не вижу никого, одно отродье лишь чужое. В кафтане кожаном и юрте войлочной, чтобы защитить себя от ветров и дождей. Вонючая баранина, кумыс – вот чем свой голод, жажду я утоляю. Я ночью уже спать не могу и, ухо склонив, слышу где-то вдали переливы свистулек кочевников. Здесь кони пасутся и жалобно ржут, так звонко и резко в своих табунах».
Судя по датировке Абаканского дворца, гунны подчиняли племена Саяно-Алтая более 200 лет, начиная с конца III в до н. э. и до I в. н. э.
В Гуннском государстве действовали законы на основе обычного права. Например, законы гуннов гласили: «тот, кто вытащит меч – фут, наказывается смертью», т. е. подлежали смертной казни люди, готовые угрозами пустить в ход оружие. Аналогичные установки, напоминающие материалы уголовных дел гуннов, находятся среди фольклора современных тюрко-монгольских народов. Хакасская пословица - «лезвие холодного оружия имеет пять четвертей, наконечник стрелы имеет десять четвертей» утверждает, что нельзя играть с оружием. На наш взгляд, гуннская фраза и хонгорская пословица говорят об одном и том же, т. е. нельзя хвататься за нож, говоря: «вот сейчас зарежу», ибо когда – нибудь это может произойти, так как предметы одухотворяются. В оружии обретаются духи-владетели предметов. Такое же представление существовало у бурят, которые утверждали, что «чем-нибудь острым нельзя замахиваться на человека, так как, к несчастью, оно может вытянуться и заколоть». [Бутанаев. Бутанаева. 2008. с. 196.] Вероятно, древние законы гуннов III в. до н. э., сохранились в фольклоре народов Центральной Азии и отражают раннее состояние права по отношению к оружию.
Гунны являлись шаманистами. Например, во время боевого похода гуннские предводители приказывали шаманам «связывать ноги лошадям, чтобы вызвать ответное схожее действие, парализовать коней противника, лишить их возможности двигаться». [Кычанов. 1997. с. 32] Такое суеверие до сих пор бытует у хакасов. В том случае, когда лошади или коровы заночуют в степи и хозяин не может их найти, применяли охранительную магию. Дома завязывали рукава мужской шубы, дабы у воров онемели руки. Поясом стягивали вместе голенища сапог, чтобы спутать ноги скота и парализовать его дальнейшее движение. Затем втыкали в порог или в правый косяк двери нож или открытые ножницы, чтобы пасть хищных зверей при попытках схватить скот испытывала боль. В завершение читали заклинание: «Пусть скот, оставшийся в степи, переночует невредимым!». [Бутанаев. 2003. с. 57.] Указанные магические приемы использовались кочевниками с гуннских времен.
Территория Минусинской котловины очень богата месторождениями меди. Они легкодоступны для обработки, в отличие от железных руд, находящихся в основном в глубине тайги. Возможно, это стало причиной того, что тагарцы до самого конца своей культуры практически не пользовались железом, тогда как на всей территории Центральной Азии население, начиная с V века до н. э., переходит от употребления бронзы к железу. То, что в быту не имело столь значимых различий, проявилось в военном деле – если сравнить бронзовый и железный нож, трудозатраты по их производству, особой разницы между ними не будет. Но когда речь идет о сравнении бронзовых и железных кинжалов, мечей, а в первую очередь наконечников стрел и оборонительной экипировки, разница становится принципиальной. Скорее всего, железное оружие позволило южным пришельцем подчинить себе сильные тагарские племена и с этого времени на территории Минусинской котловины начинается история тесинского переходного этапа.
Тесинский переходный период. Тагаро-таштыкское время (II в. до н. э. – I в. н. э.).
Назван по месту раскопок эталонного памятника в районе села Тесь по р. Тубе Минусинского района Красноярского края.
Период с появления на территории ХМК тесинской культурной традиции и до формирования новой таштыкской культуры разными исследователями назывался по разному – тесинский этап тагарской культуры, тагаро-таштыкский переходный этап, тесинская культура. Для удобства восприятия мы предлагаем название тесинский переходный период. Данное понятие наиболее полноценно определяет особенности эпохи, характеризующиеся наличием двух различных, сосуществующих, культурных традиций, местной и пришлой, в слиянии образовавших таштыкскую культуру.
Пришельцы, как уже было сказано, принесли на нашу территорию технологию обработки железа. Но кроме этого появление нового компонента населения привело к появлению новой погребальной традиции – грунтовые погребения с традицией сожжения мужчин. Продолжает существовать позднетагарская традиция сооружения родовых склепов, количество погребенных в которых увеличивается, что является продолжение тенденции, заложенной в тагарское время. Население тесинского периода освоило навыки простейшей мумификации тел. Спорным является вопрос о генезисе традиции мумификации и влиянии на нее со стороны сопредельных территорий. Возникновение этой традиции может быть, как напрямую связано с территорией Алтая, где в пазырыкской культуре нам известны находки мумифицированных тел покойных, так и являться конвергентной инновацией тесинского периода – результатом развития традиции сооружения долговременных родовых склепов. Нельзя отрицать и импорт самой идеи возможности мумификации покойных.
Благодаря использованию методов простейшей мумификации склепы тесинского периода смогли вмещать большее количество погребенных. В некоторых случаях их число достигало 300 погребенных.
Также очень часто тесинцы, для погребения своих сородичей, пользовались более древними курганами, в насыпи которых они выкапывали могилы и попросту выкидывали останки из древних погребений и хоронили своих покойных. В традицию вошел грабеж древних могил. Большая часть ограбленных в древности курганов Хакасии - дело рук тесинцев. Знаковым становится пренебрежительное отношение к умершим, проявляющееся в погребальных традициях тесинцев. В частности это воровство строительного материала с древних курганов, как уже было сказано, грабеж могил, захоронение сородичей в различных «неудобных» позах. Зафиксирован случай, когда тесинцы, раскопав тагарский курган и разграбив содержимое деревянного склепа, выкинули оттуда останки покойных и устроили там свое жилище-полуземлянку.
Во время раскопок раннетагарского кургана отрядом Хакасской археологической экспедиции в пристроенном с востока к основной ограде маленьком детском каменном ящике было найдено погребение взрослого мужчины. Покойный лежал на животе с сильно подогнутыми ногами, вывернутыми ступнями. Голову покойного участники похорон «насадили» верхней челюстью на плиту стенки ящика. Несмотря на такое, казалось бы, пренебрежительное отношение к покойному, погребальный обряд был соблюден – в ногах погребенного лежал керамический сосуд, по всей вероятности с жертвенной пищей. В 10-15 см. глубже уровня погребения, под вышеописанным покойным лежали останки подростка 14-15 лет.
Тесинцы занимались преимущественно скотоводством, хотя в это время имеются и свидетельства дальнейшего развития земледелия.
Погребальные памятники тесинского времени на территории Хакасско-Минусинского края очень разнообразны по конструктивным особенностям надмогильных и внутримогильных конструкций, обрядности, составу и облику инвентаря. По всей видимости, это обусловлено пестротой этнической картины эпохи.
Среди надмогильных конструкций встречаются большие земляные насыпи с прямоугольной каменной оградой, грунтовые могилы и каменные ящики, впускные захоронения в насыпях и оградках предшествующих культур. Внутримогильные конструкции представлены бревенчатыми срубами с полом, потолком, накатом и дромосом; низкие срубы и рамы; одинарные или двойные каменные ящики.
В могилах встречаются астрагалы овец. Некоторые из них просверлены или спилены. В одном из тесинских захоронений был обнаружен набор из 15 левых и 20 правых астрагалов, среди которых было по одному просверленному и одному спиленному (Худяков, 1987а. С. 132). Некоторые исследователи утверждают, что в тесинских могилах нет остатков мясной пищи (Пшеницина, 1979. С. 84). Однако в отдельных погребениях находили ребра коровы, позвонки, ребра, черепа и нижние челюсти овец. Они могут относиться к заупокойной пище.
Новыми видами обрядности можно считать мумификацию и изготовление погребальных масок, кремацию на стороне, частичное захоронение. Большинство новаций в погребальной обрядности связано с ее эволюцией, необходимостью сохранения тел умерших или их останков в течение какого-то времени до момента захоронения. С этим связана трепанация черепов, мумификация, изготовление погребальных масок, вторичные и частичные захоронения, сожжение склепов и частичное сожжение в могилах. Существенной привнесенной извне новацией может считаться только обряд кремации тела умершего на стороне.
Встречаются коллективные захоронения по обряду трупоположения в склепах; групповые, парные и одиночные погребения по обряду ингумации в каменных ящиках, низких срубах и рамах, грунтовых ямах, впускных захоронениях. Отмечены также вторичные погребения, парциальные (частичные) погребения, кремация в могиле и на стороне, мумификация и изготовление погребальных масок и «глиняных голов». Различно положение погребенных и их останков в могилах, их ориентация, состав инвентаря и костей животных.
Среди орудий труда выделяются ножи, топоры, тесла, шилья, иглы, проколки, игольники и оселки. Украшения представлены пастовыми бусами, золотыми серьгами, подвесками, бронзовыми зеркалами и т. д.
В памятниках тесинского времени обнаружены бронзовые ажурные поясные пластины, пряжки и кольца, с изображениями быков, лошадей, поединков лошадей, борьба хищника с драконом и другие сюжеты, характерные для хуннской торевтики и звериного стиля. По всей видимости, престижные элементы военно-дружинной культуры были заимствованы тесинским населением у хуннов [Худяков, 2003, с. 165-169].
В начале I в. н. э. на основе компонента тесинского и остатков тагарского населения складывается новая археологическая культура – таштыкская.
