ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ИНТЕРПРЕТАЦИИ:
НЕ ТОЛЬКО СЛОВО

к. б.н., СПб

Интерпретации в психоаналитической теории придается особое значение. Благодаря ей достигаются значимые изменения в терапии. Интерпретация, предложенная вовремя, может повысить степень доверительности не только пациента к терапевту, но и терапевта к пациенту. Важным оказывается то самое «вовремя». Часто время интерпретаций наступает не слишком скоро, или сильно колеблется от степени регресса пациента. Границы периодов первоначального «контейнирования» или возобновляющиеся эпизоды проживания некогда травматической ситуации, без сколько-нибудь ощутимой вербальной активности терапевта, трудно определимы.

В свое время Микаэл Балинт, когда говорил о проблемах пациентов с пограничным уровнем организации психики, делал акцент на том, что перенос настолько может оказаться глубоким, что переживания пациента не описываются вербально. В терминологии М. Балинта – это уровень «базисного дефекта». В этих случаях необходимо дать пациенту возможность, прежде всего, пережить проявленный материал, и только после, пытаться его интерпретировать.

В противном случае «интерпретации могут восприниматься как препятствие или жестокость, незаконное требование или запретный удар, как выражение враждебности или признак привязанности либо могут восприниматься как нечто лишенное жизни, по сути мертвое, что вовсе не окажет никакого влияния» (1, 232).

М. Балинт говорит об аналитике, который должен быть не только «признающим потребности» и «удовлетворяющим потребности», но также «понимающим потребности» пациента и способным при этом донести свое понимание пациенту. Заметим, что понимание нужд пациента может быть продемонстрировано не только в вербальной форме. Следует ли из этого, что для интерпретации в таких случаях нет места? Минуты, десятки минут молчания или каких-либо соматических реакций пациента – неужели это потерянное для интерпретации время?

Интерпретация, толкование – герменевтика – искусство толкования иносказаний и многозначных символов. Так, по крайней мере, в древности раскрывался смысл этого слова. Одно из современных определений принадлежит Полю Рикёру. Он понимает интерпретацию как «работу мышления, которая состоит в расшифров­ке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, (хочу подчеркнуть) заключенных в буквальном значении» (3, 18) И далее, «интерпретация имеет место там, где есть многосложный смысл, и именно в интерпретации обнаруживается множественность смыслов» (3, 18). Такое необычайно емкое определение абсолютно приложимо к герменевтической аналити­ческой практике. Аналитический сеттинг с динамичными взаимоотно­шениями пациента и аналитика вполне может быть назван, используя терминологию П. Рикёра, – «интерпретированным бытием», то есть длящимся и постоянно меняющимся процессом интерпретации, который осуществляется на разных психических уровнях каждого из участников и системы аналитик-пациент в целом.

Попытаемся выделить этапы внутренней работы индивида на сложном пути «расшифровки смысла, стоящего за очевидным смыслом», другими словами, представим себе, если так можно выразиться, интерпретационные уровни, перевод психического материала определенной структуры с уровня на уровень с целью раскрытия его смысла и осознания.

Первым уровнем интерпретации можно назвать перевод бессознательного материала, еще аморфного, в образ или образный ряд. Так рождается воспоминание. Оно пока еще в пределах психического поля субъекта.

Второй интерпретационный уровень обнаруживается тогда, когда уже рожденная образная структура готова стать достоянием не только одного субъекта, но и кого-то еще, в нашем случае – это аналитик.

У пациента два пути – вербальный, столь обычный в аналитической практике, и невербальный, изобразительный, он тоже обычный, но в работе с детьми. Итак, даже простое проговаривание воспоминания или ассоциирование является переводом, толкованием, интерпретацией чего-то ранее «бессмысленного», то есть бессознательного, с тем, чтобы этот смысл начал проявляться. Также как и первоначальная вербализация материала первоначальное проигрывание, прорисовывание, шире – изображение, являются также интерпретацией, с той лишь существенной разницей, что сам процесс может быть наблюдаем в реальности, то есть, его структура не столько временная, сколько пространственная.

Третий уровень интерпретации особенно быстротечен, иногда мгновенен – это инсайт. Его выражение также может быть продемонстрировано вербально, невербально или полным молчанием. Вербальная реакция пациента, в прямом смысле интерпретация, расширяет и углубляет осознание того или иного аспекта деформированной психики. Невербально выраженный инсайт является финальным этапом осознания, так как основная работа проведена с помощью внутренней речи. С другой стороны, рисунок или игровая композиция, созданные пациентом и проинтерпре­тированые им, еще в большей степени закрепляют осознание.

Практически, в любом случае аналитической работы выстраива­ется смысловой ряд интерпретаций интерпретаций.

Клинический случай.

25-ти летняя женщина, школьный учитель в младших классах. Проблемы, которые были заявлены, касались многочисленных страхов: эскалаторов в метро, высоты, замкнутых пространств, огня и пожаров, смерти от рук бандитов, одиночества, насекомых. Некоторые, боязнь эскалаторов, возникли еще в детстве – с трех лет до восемнадцати, когда снились сны с эскалаторами. Кроме того, как выразилась пациентка, «я занимаюсь мазохизмом». В десятилетнем возрасте она могла связывать себя веревками лежа в кровати, защемляла прищепками гениталии. В последующем, будучи уже взрослой, она перестала истязать свое тело, садомазохистические коллизии разыгрываются в воображении. Основными сюжетами были сцены ее унижения восточным тираном, шахом – «он осматривал меня как лошадь», или, проникновение ее во дворец под видом наложницы, с целью освобождения пленников и тому подобное.

Живет с матерью, отцом и бабушкой. Она видит в них врагов, так как «они всем завидуют». Мать была к ней всегда холодна, несправедлива, иногда – жестока. Пациентка страдала частыми простудами в детстве, по долгу оставаясь дома. По причине болезненности мать обычно туго ее закутывала, ставила множество компрессов. Отец насмехался над ней, особенно в детстве. А сейчас – не верит ее страхам.

Еще одна проблема, пациентка может расчесывать до язв кожу, а стоя перед зеркалом, оценивать себя с явной неприязнью – «что-то инородное во мне».

Помимо нарциссических нарушений, пациентка также говорила о проблемах, которые носили характер явно эдипального периода. Она говорила, что ее взаимоотношения с мужчинами практически отсутствуют. В детстве ее пугали «дяденькой», который может ее забрать. Она в подростковом возрасте не могла прикасаться к отцу, даже к вещам, до которых он дотрагивался. Ей казалось, что отец пахнет «человеком, мужчиной», этот запах был неприятен.

Пациентка была весьма откровенна, как в рассказах о своем прошлом, так и в своем ассоциировании, которое в ее терминологии обозначалось другим словом – «проанализировать».

Примеры опредмеченных ассоциаций или невербальных интерпретаций были предложены пациенткой в очень выразительной форме. На одной из сессий она изобразила в подносе с песком следующую картину, которую назвала «Планета Земля» (Рис. 1). Левая часть подноса представляла собой «реальный мир». Он окружен крепостными стенами (борта подноса) и огражден от мира, «которого не видно», рядом деревьев – это правая часть подноса. В «реальном мире» находятся жилые дома, легковая машина, танк, «который охраняет», женская фигурка – «это мама – суперсовременная женщина», мужская фигурка за домом – «пират, вор, убийца, он что-то замышляет».

Любопытным было то, что как только композиция была создана, пациентка начала свой комментарий, по сути дела, интерпретируя фантазийную сцену.

Мать в этой картине, запрещала ребенку выходить из «реального мира», он мог передвигаться только по каменистой дорожке, но только до ворот в стене. Однако, ребенок «вырвался из надоевшего мира» туда, куда так любопытно было попасть – в мир, «которого не видно». Там дремучий лес, среди деревьев находятся «символы мудрости». Если двигаться от одного к другому, можно добраться и до «цветка мудрости», используя еще и лодку. Есть одно обстоятельство, если зайти в домик, который находится в этом мире, то вернешься обратно в «реальный мир».

Рис. 1

Второй и третий интерпретационные уровни на этой сессии были продемонстрированы весьма отчетливо. Для пациентки ясным оказалось ощущение себя как маленького ребенка, подавляемого авторитетом матери и угрозой уничтожения. Однако, наметилась тенденция освобождения от пугающей зависимости.

Еще одна иллюстрация, композиция «Мир» (Рис. 2). Она отличается, прежде всего, пространственной структурой – отчетливо выражен процесс центроверсии, что указывает на попытку, с одной стороны, интеграции аспектов личности, а с другой – на более глубокое проникновение в саму структуру психики, вплоть до архетипа Самости.

Рис. 2

Шишка в центре – «источник душевного тепла», как и красный шарик около нее. Маленькие фигурки верблюда и жирафа – пациентка сообщает: «Это я и моя подруга, она повыше меня». Разноцветные бусины и ели – «границы тепла» – каждая из них имеет символическое значение. Радиально расположенные палочки – «дорожки, по которым, если пойдешь, то встретишь друзей». Внутрь круга попадают только «хорошие».

Что и кто находится за «границами уюта»? Каждый персонаж был охарактеризован, проинтерпретирован. Крокодил – «зло, он длинный, быстрый, верткий». Леопард – «опасен, двуличен, может наговаривать на друга», то есть может лишить уверенности того, кто движется к центру. Слон – «похож на маму, строгий, выслушивает, но и читает морали, будит вину». Собака – «это психолог, он помогает оступившимуся, примиряет, никогда не судит, оберегает от крокодила, презирает леопарда». Раковина – «собирает все слухи, сообщает важные сведения о друге».

После такого интерпретационного ряда пациентка смотрит на всю композицию и восклицает: «Как солнце, круг полный тепла!». Эта сессия была одной из самых позитивно окрашенных. Последняя фраза, с которой пациентка покинула кабинет: «Да, я сама как солнце!».

Надо сказать, что на последующих сессиях атмосфера могла сильно варьировать между позитивными и негативными полюсами, что естественно в работе с подобными пациентами.

Интерпретационная активность терапевта в предложенных фрагментах работы была минимальной. Пациентка совершала аналитическую работу самостоятельно. Вмешательство извне могло только разрушить, как говорил М. Балинт «возможность создать что-либо вне себя самого» (1, 232–233). Он продолжает: «аналитик должен принять регрессию. То есть он должен создать такое окружение, такой климат, в котором регрессия смогла бы стать общим переживанием для аналитика и пациента. Это так важно и потому, что в подобных состояниях любое внешнее давление тем или иным способом усиливает у пациента и без того достаточно выраженную тенденцию создавать отношения неравенства между ним и его объектами, закрепляя, таким образом, склонность к регрессии» (1, 234).

Манифестированный образ сам является интерпретацией, он уже своим появлением производит аналитическую работу. Так произошло в эпизоде, который описывает М. Фодэм в своей биографии. Юнг интерпретировал его сон, который содержал много недовольства и недоумения Фодэма в отношении взглядов Юнга на перенос. Кроме того, во сне явилась фигура Геркулеса. Когда Юнг услышал это, то в прямом смысле выпрыгнул из кресла, предложив Фодэму прийти на следующий день, чтобы войти в эту архетипическую фигуру, то есть продолжить работу в технике активного воображения. Но для Фодэма сон, его образы уже сделали свою «геркулесову» работу, интерпретация состоялась. Были осознаны и свое место в аналитическом сообществе, а также значение и мощь контрпереноса (4, 118).

Нельзя не согласиться со словами Д. Винникотта, который пишет о своей практике: «Я думаю, что интерпретирую главным образом для того, чтобы показать пациенту границы моего понимания. Принцип в том, что пациент, и только лишь пациент знает ответы. Мы лишь способны, или же не способны, дать ему или ей возможность реализовать то, что он или она знает или начинает осознавать через принятие» (2, 156).

Литература

1.  Балинт М. Базисный дефект. Терапевтические аспекты регрессии. М.: Когито-Центр, 2002.

2.  Игра и реальность. М.: Институт общегуманитарных исследований, 2002.

3.  Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.: Academia-Центр, МЕДИУМ, 1995.

4.  Fordham M. The making of an analyst. A memoir. London: Free association Books, – 1993.

Summary

The article is an attempt to view the concept of interpreting not only as a decoding of the symbolic material meaning, but also as a changing multilevel structure. Analytic setting where relations between a patient and an analyst dynamically change – according to P. Ricoeur’s terminology – could be called “interpreted being”, in other words it is a continuing and constantly changing process of interpreting, which is carried out at various psychic levels of each participant and the analyst-patient level as a whole.

The stages of internal individual work heading towards a difficult task of “decoding the meaning behind the obvious meaning” are not always evidently revealed. Nevertheless, the clinical material allows to display the interpreting changes and interactions not only at verbal level, but at a non-verbal as well.

Из сб. Интерпретация. СПб, 2003