ОГЛАВЛЕНИЕ

М. Залевский. От автора 5

Введение 7

Глава 1. как человек 13

Глава 2. 14 декабря и Николай I 41

Глава 3. Николай I — охранитель 67

Глава 4. Русская культура в Николаевскую эпоху 93

Глава 5. Русское общество в Николаевскую эпоху 125

Глава 6. Окраинная и внешняя политика императора Николая I 155

Глава 7. Общее заключение 197

M. Залевский. Послесловие 206

Библиографический указа

{5}

ОТ АВТОРА

Взявшись изложить настоящую тему, я руководствовался доброй памятью к императору Николаю I, патрону Николаевско­го кавалерийского училища, из которого вышли такие знамени­тости русской культуры, как и Модест Му­соргский, не говоря уже о крупных российских военачальниках. Кроме того я руководствовался желанием очистить память об императоре, так замазанную либералами и социалистами и во­обще красненькими и розовенькими историками и литераторами.

Конечно, мой труд компилятивного стиля, но именно так я и намеревался его написать, ведь если бы я нарисовал портрет Ни­колая Павловича самостоятельно, своими красками, написал бы от себя, то у всякого, взявшего в руки книгу, явилось бы сомне­ние и недоумение: что за новоявленный историк этот М. Залевский, можно ли ему доверять? Поэтому я просмотрел обширную литературу, как историческую, так и мемуарную; причем в осо­бенности я ценил воспоминания современников императора Нико­лая I или материалы, написанные по записям, дневникам, рас­сказам таких современников.

Оговорюсь, что я почти не пользовался материалами исто­риков, наиболее известных читателям, чтобы не повторять их, а охотнее пользовался материалами забытых или вообще мало­известных историков. Таким образом я представляю настоящим трудом историческую личность на основании многочисленных свидетельств, что видно из библиографических справок, приве­денных к каждой главе в отдельности и в целом в конце нашего труда.

Как видно из моей цели, я не претендую на полную объектив­ность, да, кроме того, замечу, что редкие историки объективны в своих писаниях, о чем можно судить хотя бы из различной трак­товки тех или иных событий, из различной обрисовки ими исто­рических личностей, как, например, Петра Великого или Ивана Грозного.

Представляя мозаичный портрет императора Николая Пав­ловича, надеюсь, что читатели поверят многочисленным свиде­телям и воздадут должное рыцарю-императору, человеку по душе и характеру истинно русскому, любившему свое отечество и свой народ, отдававшему им все свои помыслы, всю недюжинную энергию.

Читателям скажу: прочтите предлагаемый труд и задумайтесь над вопросом — что было бы с нами, с нашим народом, с нашей страной, если бы в 1917 году царствовал не Николай II, а Ни­колай I?

М. Залевский

(Февраль 1978 г. Франкфурт-на-Майне)

{7}

ВВЕДЕНИЕ

указывает на наш русский грех: «Ни памятью к своему прошлому, ни благодарностью к пред­кам — творцам своей культуры и государственности, мы, рус­ские, не отличаемся». Разве это не так, разве Е. Чириков не прав? Наша интеллигенция, наши представители образованного слоя, как пишет генерал Головин, были в большей степени европей­цами, нежели русскими. Мы увлекались западничеством, забывая своё. Мы спросим: где в России стоят памятники ­скому, деятелям по освобождению крестьян от крепостной зави­симости, в частности — генералу Киселеву, братьям Милюти­ным, Ростовцеву, Ланскому, — а в Киеве, где трагически погиб реформатор , и вообще в России, поставлен ли ему памятник или памятник дипломату Горчакову? Нет, своих деятелей не ценили, мы больше их критиковали. Мы неблаго­дарны, мы их забываем с необычайной легкостью, а то и охаиваем.

Конечно, верх неблагодарности, клеветы, умышленного чер­нения находим у Сталина, который, говоря о прошлом России, с необыкновенной наглостью клеветал: «История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за от­сталость... Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную». Так оценивать русскую историю могут лишь клеветники и невежды, не замечая или не отмечая, что Россию били, а она от этого росла, расширялась, становилась всё богаче и могущественнее.

На такую трактовку Русской истории ответил наш великий русский писатель и мыслитель : «Наши Потугины бесчестят народ наш насмешками... Тут причины (неко­торой отсталости. — М. З.) географические, этнографические, политические, тысячи причин, и всё ясных и точных. Никто из здравых умом не станет укорять и стыдить тринадцатилетнего за то, что ему не двадцать пять лет».

Да и вообще надо сказать, не любим мы вникать глубоко в наше прошлое и, если говорим, а то и критикуем свое прошлое, то, увы, на основе своих поверхностных знаний и легкомыслен­ных суждений.

Один наш русский мыслитель сказал, что «без прошлого нет {8} настоящего», а мы добавим: без прошлого не может быть и бу­дущего. Ведь для будущих поколений станет прошлым как опыт наших отцов и дедов, так и наш собственный опыт, с той лишь разницей, что одно как перфектум, другое как плюсквамперфектум.

Да, не любим мы своих заслуженных деятелей... И. Е. За­белин, критикуя , ссылается на римских исто­риков, умевших показать своих героев, говоря: «Они умели раз­личать золотую правду заслуг героев от житейской лжи и грязи, в которой каждый человек (следовательно, и каждый герой) необ­ходимо проживает и всегда больше или меньше ею марается».

Так замарали и личность нашего умного, трудолюбивого, наиболее русского императора — Николая Павловича. Наше дальнейшее изложение во всех главах покажет истинное лицо его, и в них мы намерены снять ту ложь, которую умышленно или по отсутствию глубокого знания, по нашей лени, по скольже­нию лишь по поверхности, распространяли многие десятилетия. С этой целью мы приведем весьма многие свидетельства, но, опережая их, здесь приведем два суждения: одно — русской жен­щины и другое — французского артиста и режиссера.

В воспоминаниях вдовы инженер-генерала дана точка зрения на оценку той или иной личности вообще и в частности дана характеристика императора Николая Павловича:

«Чтобы верно оценить историческую личность, надо смотреть на нее издалека, когда страсти остынут. Теперь по прошествии бо­лее двадцати пяти лет, понемногу начинает выделяться яснее из тумана величественный образ рыцаря-императора. Я принадлежу к числу его ревностных поклонниц за то уважение, которое он сумел внушить иностранцам к русскому могуществу, за тот поря­док, который он поддерживал внутри государства; за его знание духа русского народа и любовь ко всему русскому; наконец, за всё добро, сделанное им моему мужу и семейству. Купеческое со­словие ценило его, а простой народ и солдаты боготворили!»

Как мы уже сказали, режиссер французского театра в Петер­бурге Де-Сво Сен-Феликс написал об императоре Николае I «Николаиаду», и мы приведем маленький абзац: «Вот тот царь, на которого злой гений всегда и везде клевещет и которого оскорб­ляет. Он одинок. Укажите мне преступление, которое забрызгало его северный пурпур? Пролил ли он беззаконно хоть каплю кро­ви? Назовите хоть одну жертву его каприза? Продажные газет­чики, вы тщетно печатаете памфлеты и искажаете истину. Лже­те!...»

Как ясно и сильно обличает француз клеветников вольных и невольных. Это обвинение, эта защита личности Николая {9} Пав­ловича особенно сильна, когда вы представите личность его отца Павла Петровича.

Вот и мы, как и , будучи поклонником Нико­лая Павловича, рассматриваем его издалека и не по прошествии двадцати пяти лет, а почти ста двадцати пяти лет, и скажем всей нашей работой, здесь предлагаемой, как Де-Сво, как Пушкин, клеветникам: «Вы лжете!»

Мы постараемся показать истинное лицо императора, ко­торому сама судьба предназначила историческую роль. Его буду­щее предзнаменовалось двумя событиями. В день бала, данного генерал-прокурором (тогда аналогичного канцлеру) графом Са­мойловым в честь прибытия в Петербург шведского короля, ко­гда императрица Екатерина II выходила из кареты, мгновенно пролетел метеор, осветивший всю столицу. И через несколько дней, а именно 25 июня 1796 года, появился на свет Николай Пав­лович.

Почти одновременно в Царском Селе ночью появился такой сильный дым, и именно под окном спальни Государыни, что все переполошились и стали искать источник такового, полагая, что случился пожар и, не найдя его во дворе, подумали, что горит где-то вблизи лес. Послали во все концы гонцов, которые нигде не могли найти лесного пожара. Народ воспринял оба случая и, связав их с рождением Николая Павловича, увидел в этом пред­знаменование сверкающего будущего новорожденного и дымя­щую атмосферу вокруг его жизни.

А заметим, что Николай Павлович, будучи третьим сыном Павла Петровича, не являлся наследником престола, как Павла I, так и наследовавшего престол старшего из братьев Александра Павловича. Наследником последнего считался Константин. Более подробно историю наследования и воцарения Николая Павло­вича мы излагаем в дальнейших главах, здесь же опровергаем утверждение некоторых историков, будто Николай Павлович не был подготовлен к управлению государством. В научной моно­графии об императоре Николае I профессор Полиевктов, как ут­верждает , обстоятельно доказал обратное, а именно, что уже в 1814 году он принимал непосредственное участие во внешней российской политике, что он участвовал в европейских конференциях, а с 1822 года стал действенным по­мощником своего царственного брата. Поэтому по воцарении Николай Павлович и следовал этой политике. Он был сторон­ником дружбы с Пруссией, как в соответствии с трактатом «Свя­щенного Союза», так и вследствие семейных связей и, наоборот, был противником Франции Людовика Филиппа и Наполеона III.

{10} В этом император Николай I следовал политике канцлера, но не слепо следовал за ним, наоборот, он часто вмешивался в планы и решения Нессельроде, когда они шли вразрез с его идеями о справедливости. Помогая Австрии и Турции, он в то же время по­сылает в 1837 году князя Долгорукова в Сербию с личным пору­чением в противовес официальному представителю России ба­рону Рикману. В 1838 году император улаживает конфликт, воз­никший с Австрией из-за миссии Егора Ковалевского, написав на докладе, несмотря на противодействие канцлера, «Ковалев­ский поступил, как истинный русский». В 1843 и в 1853 годах император посылает его же с личным поручением на Балканы для поддержания духа славян.

В 1851 году посланный императором для устройства Дальневосточных областей H. H. Муравьев кладет основание русской колонизации Приморского края и когда в петербургских кругах, и больше всего в придворных и правительственных, проявляется протест против установления капитаном Невельским у Татарско­го пролива русского флага (а эти господа боялись конфликта с западными державами), Николай Павлович вмешался в это дело и написал на докладе канцлера: «Там, где раз поднялся русский флаг, он не должен опускаться!» Так устье Амура было закреп­лено за Россией. Добавим, что в этом районе рыскали в то время иностранные суда в намерении здесь закрепиться.

Говорят, будто император Николай I был неограниченным монархом, что, по нашему мнению, вовсе не так, — ведь он огра­ничивал свою власть законом высшего порядка, высшими запо­ведями, высшей моралью, высшей ответственностью, как по­мазанник Божий, руководствуясь законами Божьими и граждан­скими, пока таковые существуют. Наряду с этим он всегда руко­водствовался интересами России, которую любил как истинный патриот. Знаменателен его наказ цесаревичу Александру Нико­лаевичу: «Помни, что ты первый слуга России и что всё твое принадлежит ей».

В Николаевскую эпоху, как мы далее укажем, а именно — в главе о русской культуре, — сильным в то время было миро­воззрение славянофилов и император, в сущности, склонялся по своему внутреннему чувствованию к нему. А как указывает , монархическая идея славянофилов вовсе не видела в монархии властный идеал, а патриархальное отношение любви к отеческому авторитету.

И Николай Павлович видел в семье начало благоустройства общества и, в целом, государства. Сам он был исключительно образцовым семьянином и, как отец, лю­бил русский народ.

{11}

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА:

1. Евгений Чириков. Отчий дом.

2. Сталин. О задачах хозяйственников. Вопросы ленинизма.

3. . Дневник писателя, ч. I. Изд. Маркса. СПБ.

4. И. Забелин. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время (1883).

5. . Рассказы бабушки. «Исторический вестник», 1884. Т. 18.

6. И. Я. К истории французского театра в России. «Исторический вестник». Т.70, 1897.

7. П. E. Ковалевский. Исторический путь России. Париж. 1949.

8. . Кризис индустриальной культуры. Изд. им. Чехова.

{13}

Глава 1

ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ

КАК ЧЕЛОВЕК

Настоящую тему мы намерены начать как бы с конца — с воспитания его наследника. Да, именно так, ибо в постановке дан­ного вопроса проявляется сознание Николаем Павловичем не­достатков в его собственном воспитании, а вместе с тем выяв­ляется главная идея императора в этой проблеме: «Я хочу вос­питать в моем сыне человека, прежде чем сделать из него госу­даря» (Выделено нами. — М. З.).

В соответствии с таким принципом Николай Павлович и подобрал воспитателей наследника, именно: , полковника Мердера и . Коротко скажем, что Мердер показал себя отличным воспитателем в I кадетском кор­пусе, где он изгнал господствовавшую тогда штрафную систему, «систему наказанием», и стал применять совершенно обратную — систему взаимопонимания между воспитателем и воспитуемыми. О нечего говорить, всем известна его гу­манность, его высокая культура.

Приведем отрывок из письма Жуковского к императрице Александре Федоровне, в котором он видит опасность в принятой еще Павлом I системе военного воспитания, говоря, что это «всё равно, если бы восьмилетнюю девочку стали обучать всем хит­ростям кокетства. К тому же эти воинственные игрушки не ис­портят ли в нем того, что должно быть первым его назначением? Должен ли он быть только воином, действовать в сжатом го­ризонте генерала? Когда же у нас будут законодатели? Когда будут смотреть с уважением на истинные нужды народа, на за­коны, просвещение, нравственность? Государыня, простите мои восклицания, но страсть к военному ремеслу стеснит его душу. Он привыкнет видеть в народе только полк, а в отечестве ка­зармы».

Но посмотрим, как воспитывался сам Николай Павлович?

25 июня 1796 года, когда родился Николай Павлович, его ба­бушка — императрица Екатерина Алексеевна — пророчески на­звала его «рыцарем Николаем», каковым он и стал на всю жизнь. Также пророческими оказались её слова: «Я стала бабушкой треть­его внука, который по необыкновенной силе своей предназначен, кажется мне, также царствовать, хотя у него и есть два старших брата».

Более подробным изложением служит письмо бабушки Ни­колая к Гримму, в котором находим:

{14} «Сегодня в три часа мамаша (Мария Федоровна. — М. З.) родила большущего мальчика, которого назвали Николаем. Го­лос у него бас, и кричит он удивительно; длиной он аршин без двух вершков, а руки немного менее моих. В жизнь мою в пер­вый раз вижу такого рыцаря. Если он будет так продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед этим колоссом».

Видимо, от отца Николай Павлович наследовал настойчи­вость, а от матери-немки аккуратность, скромность, требова­тельность к себе и к окружающим, трудолюбивость и любовь к изящному. Историк Шильдер полагает, что воспитательницы, в особенности англичанка , также оказывали на фор­мирование характера будущего императора известное влияние. Но что сложилось в отроке от начального воспитания? Шильдер на этот вопрос отвечает следующим образом: «Настойчивость, стремление повелевать, сердечная доброта, страсть ко всему во­енному, особенно любовь к инженерному искусству, дух товари­щества, выразившийся в последнее время, уже по воцарении, в непоколебимой верности союзам, несмотря на вероломство со­юзников, — всё это сказывается в детстве, и, конечно, подчас в самых ничтожных мелочах» (. Император Нико­лай I, его жизнь и царствование. Т. I.).

вспоминает своих воспитателей и методы воспитания, указывая, что Ламздорф оказался плохим воспитателем, применявшим единственное средство — строгость — и часто наказывавшим даже битьем линейкой, а то и шомпо­лом, что, безусловно, не умиряло вспыльчивости и строптиво­сти воспитуемого великого князя.

Нам, вспоминающим воспитательные методы Жуковского в отношении цесаревича Александра Николаевича, приходится невольно жалеть о детстве Николая Павловича, и, более того, с презрением отнестись к методам Ламздорфа. Думается, исходя из своего личного тяжелого опыта, Николай Павлович и подыскал в воспитатели своему наследнику людей иного стиля. Он, вспо­миная своих воспитателей и, в частности, преподавателей по законоведению и праву, так резюмировал: «По-моему, лучшая теория права — добрая нравственность, а она должна быть в сердце, а не в этих отвлеченностях, и иметь своим основанием религию». Думаем, под отвлеченностями император понимал так называемое «естественное право».

Да, Николай Павлович не раз говорил, что он и его млад­ший брат Михаил получили бедное образование и что препода­ватели и методы воспитания и образования были не на высоте.

{15} А барон М. А. Корф, передавший историку Шильдеру свой богатый архив, правильно заключает:

«Условия и морального и умственного воспитания великого князя Николая Павловича самые невыгодные, даже если смот­реть на них вообще, а тем более для личности столь богатой и исключительной, требовали у руководителей знаний, опытности и проницательности совершенно необыкновенных. И, если не­смотря на бесконечные препоны, положенные развитию его са­мостоятельности и особенностей его характера, и если вопреки всем стараниям уничтожить в нем исключительность его натуры, так сказать, опошлить её и подвести под общий уровень, всё-таки из этого тяжкого горнила выработалось нечто столь мо­гучее, самобытное, гениальное и мировое, то, конечно, Николай всем обязан был единственно своей внутренней силе и той осо­бенности печати, которою Провидение назнаменовало его для исполинской будущности» (выделено нами. — М. З.).

И можно сказать: какие бы плоды принесли воспитатели, если бы у великого князя Николая Павловича таковыми были Жуковский и Мердер, какой совершенный лик принял бы этот и без того «исполин» не только телом, но и духом!

Конечно, Николай Павлович интересовался военным делом и, как отмечает , — это увлечение от отца и стар­ших братьев. Действительно, Константин Павлович этим отли­чался еще более. Щеголев пишет: «Александр Павлович, несмотря на свой либерализм, был жарким приверженцем вахтпарада и всех его тонкостей.

Не ссылали при нем в Сибирь за ошибки на учениях и разводах, но виновные подвергались строжайшим взы­сканиям, доходившим относительно нижних чинов до жестоко­сти. О брате его Константине и говорить нечего: живое вопло­щение отца, как по наружности, так и по характеру, он только тогда и жил полной жизнью, когда был на плацу среди муштруемых им команд» (. Император Николай I. «Исто­рический вестник», июль 1903).

Таково было отношение к военному делу старших братьев и их отца, младшие же, Николай и Михаил, естественно, разде­ляли это семейное увлечение, но не в его искаженном виде. При­ведем пример. , еще в бытность вели­ким князем, был назначен Прусским королем шефом прусского кирасирского полка, то он, великий князь, сразу же устроил ему не вахтпарад, а тревогу, чтобы выяснить готовность полка. А вообще говоря, в то время повсюду было увлечение военным де­лом, особенно в соседних Пруссии и Австрии. И потому Шиль­дер неправ, утверждая, что юный Николай Павлович видел в {16} увлечении военным делом запретный плод из-за отвращения к нему его матери. Неправ Шильдер и потому, что это увлечение было не только тогда, а и позже у каждого почти мальчика. Вспо­минаю себя и своих товарищей, кто из нас не играл в солдатики, оловянные и живые, кто не стремился получить в подарок бара­бан, ружье, трубу, лошадку, пистолет, каску? Кто из нас не играл в войну? Да и теперь тоже стремятся приобрести пистолет, но не для военных игр, а в игры террористов. Что же лучше, что благороднее?

Таким образом судить императора того времени за пред­почтение военного дела, судить огульно, не учитывая, чему и как именно из этого отдавалось предпочтение, по крайней мере — легкомысленно. А что делал Николай Павлович в армии: он устра­ивал поверки не парадные, а по существу — тревоги, маневры, проверял готовность частей, крепостей, с вниманием строил кре­пости, но, скажем откровенно, вообще он предпочитал военную среду, а почему? Он говорил: «Здесь порядок, строгая безуслов­ная законность, никакого всезнайства и противоречия, всё выте­кает одно из другого; всё подчиняется одной определенной цели; никто не приказывает, прежде сам не научится повиноваться; никто без законного основания не становится впереди другого, всё имеет свое назначение. Потому-то мне так хорошо среди этих людей, и потому я всегда буду держать в почёте звание солдата. Я смотрю на всю человеческую жизнь только как на службу, так как каждый служит» (выделено нами. — М. З.).

Помимо точного определения характера и особенностей во­инской службы, в приведенных словах Николая Павловича за­ключается всё существо его самого и его царствования. Именно последнюю его фразу, только что приведенную, можно было бы поставить сразу же под общим заголовком настоящего нашего труда.

Из дальнейшего нашего изложения будет видно, что идеалы Жуковского разделялись Николаем Павловичем, и более того — он сам стремился быть близким к этим идеалам. И сам факт, что Жуковский был назначен воспитателем цесаревича, подтверж­дает единомыслие этих двух лиц во взглядах на воспитание.

Жуковский, как мы указали ранее, жаждал видеть в импе­раторе законодателя, и при императоре Николае I, как известно, составлен Свод законов Российской империи — основа дальней­ших законодательных реформ; приемник Николая Павловича, Александр Николаевич, всё свое царствование, исходя из заложен­ной его отцом основы, посвятил благоустройству страны, иначе говоря, великим реформам.

{17} Говоря о воспитании детей, всякий понимает, что главное в формировании человека это — пример родителей. Какова же была атмосфера в царствующей семье? Но каково влияние ма­тери на Колю, если, как показывает бар. М. Корф, он виделся с нею в раннем детстве один-два раза в день лишь по одному-двум часам.

1 июля 1817 года произошло бракосочетание великого князя Николая Павловича с прусской принцессой Шарлоттой.

Остановимся же более подробно на истории брака Николая Павловича с Шарлоттой прусской, дочерью короля Фридриха-Вильгельма. В 1814 году вел. кн. Николай Павлович совершил поездку во Францию и при возвращении, проездом через Берлин, познакомился с принцессой Шарлоттой, каковая ему весьма по­нравилась и, видимо, принцессе также понравился русский ве­ликий князь.

Через год Николай Павлович повторил свою поездку в Па­риж и Берлин, причем в последнем он пребывал более основа­тельно. И, что важно, на парадном обеде в Берлине был про­возглашен тост за помолвленных, выше приведенных. Но по­скольку великий князь был еще несовершеннолетним, было при­нято решение отложить бракосочетание до совершеннолетия жениха. И 31 мая 1817 года принцесса Шарлотта, в сопровожде­нии своего брата, будущего императора Вильгельма I, выехала в Санкт-Петербург. 24 июня было совершено миропомазание невесты с наречением её Александрой Федоровной, а 1 июля совер­шено торжественное бракосочетание. Новобрачные поселились в Аничковом дворце. Брак оказался счастливым. В рубрике «Гря­дущие юбилеи» «Военного сборника» за ноябрь 1916 года мы нашли оценку этого брака самим Николаем Павловичем в его разговоре с одним из придворных:

— Если кто-нибудь спросит тебя, в каком уголке мира скры­вается счастье, сделай одолжение — пошли этого человека в Аничковский рай.

А под бюстом императрицы счастливый Николай Павло­вич приказал начертать: «Счастье моей жизни».

Выше цитированный Жуковский говорит, что ничего более трогательного он не видел, чем семейную обстановку в царской семье, Николая Павловича в домашнем быту, когда он преобра­жался, становился из угрюмого, не только улыбающимся, но веселым и ласковым, да и не только с членами семьи, но со все­ми, кто соприкасался с царственной семьей.

Мы знаем, что и отец и братья Николая Павловича, да и Александр II не отличались верностью своим женам, в то время {18} как Николай Павлович оставался всю свою жизнь не только хо­рошим отцом семейства, но и добропорядочным и верным суп­ругом.

Говоря о Николае Павловиче как о хорошем семьянине, вер­ном супруге, хочется невольно сравнить его со старшим братом, Александром Павловичем, с его слабостью к женскому полу. Эту слабость использовал, в частности. Венский Двор, окружив русского императора сонмом молодых светских красавиц.

Этому «дипломатическому и разведывательному оружию» послужили: графиня Розина Эстергази, царственная красотка, графиня Заурия, дьявольская красотка, графиня Каролина Чечени, кокетли­вая красотка, графиня Юлия Зичи, небесная красавица, и княгиня Габриэля Ауэроперг, сентиментальная красавица. Как видим, то­вар этот, товар, круживший голову «ангелу мира с Невы», кру­живший так, что венское правительство приобретало из первых рук точные сведения о планах русского императора.

Не таким был его брат Николай Павлович — тому не вскру­жит голову ни одна из этого сонма венских красоток.

Небольшая иллюстрация. Во дворце часто устраивались маскарады, и вот на одном из таковых к императору подошла гра­циозная маска и, желая завлечь его, назвала императора самым красивым мужчиной. Но Николай Павлович искренне и веско от­ветил: «Этого я не знаю, но ты, маска, должна знать, что это касается единственно моей жены».

Как показывает , столь достойный семьянин и муж, после всяких празднеств и парадов стремился скорее по­пасть в свою семью, «к своей бабе, которая меня ждет», как он сам говорил. Само это выражение Николая Павловича, помимо его верности, говорит так же о русскости государя. И что харак­терно — такой показ нравственного образа жизни изменил и са­мих царедворцев — они стали уделять семье и женам больше времени и больше внимания, в то время как прежде отличались распущенностью нравов.(«Воспоминания », «Исто­рический вестник», т. 74, 1898.)

Жуковский отмечает, что эта любовь и ласковость Нико­лая Павловича не ограничивалась лишь в отношении своих детей, нет, она распространялась и на чужих детей. Однажды, когда он, еще будучи великим князем, организовал Главное инженерное училище, со временем превращенное в Военно-Инженерное учи­лище, он ежедневно посещал училище и всячески благоволил к воспитанникам. Так, однажды старшеклассники были приглаше­ны к вдовствующей императрице на обед, причем сам Николай Павлович их отвез к августейшей матери, где собралась большая {19} свита и много придворных дам. Кадетов посадили за стол, а придворные дамы и кавалеры, в том числе и члены император­ской фамилии, обслуживали их. Обе императрицы тут же, но за другим столом, готовили бутерброды, а великие князья и вели­кие княгини подносили кушанья к столу кадетов. Лакеи же прино­сили из кухни кушанья и убирали тарелки и остатки блюд, а так­же меняли тарелки.

Спрашивается, где, в каком королевском доме, было такое гостеприимство, такое внимание к молодежи, такое высокопо­ставленное обслуживание? Только в русской царской фамилии!

Кадеты разных корпусов часто приглашались к Николаю Павловичу и он сам встречал юных гостей не у себя, в глубине дворца, а в первой же комнате и вел их во внутренние покои.

А вот еще одна любопытная картинка. Как-то Николай Пав­лович, гуляя по парку, встретил большую группу кадетов, он ос­тановил их, приветливо поговорил с ними и пригласил их во дво­рец на танцы. Но кадеты просили небольшой отсрочки, чтобы сходить в свой корпус и надеть тонкие сапоги и белые перчатки, на что Николай Павлович, улыбаясь, заметил:

— Ах, вы, проказники, — так у вас и эта контрабанда во­дится!

Заметим, что слово «контрабанда» сказано было импера­тором в связи с тем, что кадетам не разрешалось иметь в корпусе собственное платье.

Другая встреча еще показательней в смысле любви государя к детям, в данном случае — к малолетним. А она произошла в петергофском Нижнем Саду, когда, поздоровавшись с кадета­ми, он снял с себя мундир (тогда называли — сюртук) и приказал детям повалить его на траву. Вся гурьба набросилась на госу­даря, кто пытался склонить его за рукава, кто за ноги, кто, взо­бравшись на плечи. Но все усилия кадетской гурьбы были тщет­ны. Повозившись с ними, Николай Павлович повел кадетов к Главному каскаду и, дойдя до него, скомандовал:

— Бегом вверх! Кто первый дойдет до верха, тому фунт конфет!

Кадетики бросились бежать по лестнице, а надо сказать, что лестница весьма великая — несколько десятков ступеней, сколько точно не помню, хотя сам поднимался и спускался много раз.

Кадетня так увлеклась, стараясь опередить один другого, что кое-где помяли цветы, растущие вдоль лестницы, что уви­дела императрица, наблюдавшая сверху от Большого дворца, и с упреком сказавшая: «Какие глупые дети». Но император, также {20} поднявшийся уже вверх, с веселым выражением лица и голоса до­бавил:

— Хорошенько, хорошенько их, и меня, как главного зачин­щика.

(Этот факт изложен , участником сего со­ревнования, в его «Воспоминаниях» в «Историческом вестнике» за сентябрь 1888 г.). Сделаем оговорку, что о числе ступеней по­ведал не Митурич, а автор настоящего труда.

Вообще говоря, Николай Павлович часто посещал корпуса и, наведя порядок и сделав замечания нерадивым администраторам, сердечно беседовал с кадетами. Бывало сядет на окошко в кори­доре, а ребята, как мухи на сладкое, облепят императора, чувствуя себя в этом обществе непринужденно.

Как пишет И. Р. Тимченко-Рубан, кадеты обожали Нико­лая Павловича и считали его своим отцом, любовным и забот­ливым. Когда в Петергофе, где был кадетский лагерь, прошел однажды сильный ливень и палатки оказались в воде, приехавший император немедленно перевел кадетов в Александринку, как мы, петергофцы, по простоте называли летнюю дачу государя в Пе­тергофе, куда обычно вход, то есть не только в саму дачу, а и в парк, окружавший дачную резиденцию царской семьи, могли входить без отдельного разрешения лишь флигель-адъютанты. (И. Р. Тимченко-Рубан. Из воспоминаний. «Исторический вест­ник», т. 40, 1890.)

Не уважал Николай Павлович лишь пажей (воспитанников пажеского корпуса), называя их белоручками и даже мадемузелями. Особенно раздосадовали его пажи во время подготовки к смотру, когда они в том же Петергофе на громадном заднем плацу производили учения со всякими перестроениями. Никто не заметил, когда в одном углу плаца, ближайшем к аллее, ведущей к Верхнему Саду, появился на коне император и остановился там, наблюдая издали за учениями частей и кадетов. Его зоркий глаз заметил, что пажи, идя развернутым строем, перепрыгивают лужи или обходят их. Николай Павлович с гневом отвернулся, не стал здороваться с пажами и поскакал к другим частям. (. Пажеский корпус. «Русский вестник» т. 191, 1887.)

Тимченко-Рубан, ранее нами цитированный, утверждает, что не было такого случая, чтобы Николай Павлович не уважил прось­бы кадета о помиловании кого-либо из его родственников.

Приведем характерное для Николая Павловича его обраще­ние к выпускникам-кадетам, при производстве их в офицеры:

«Отпуская вас на службу, я расстаюсь с вами, как с собственными {21} детьми, при уверенности, что вдали от меня вы не измените тех чувств ко мне, которыми мое сердце переполнено к вам. Служите честно и примерно, я не забуду вас».

Мы спросим: какой Государь так душевно обращался к выпускникам? Да я сам был выпускником и знаю, что в таких слу­чаях верховные люди поздравляют с производством, желают успеха в службе офицера, но всегда более формально, де мол, так положено, — чем сердечно, тепло, от души.

Доброта, сердечность, любовь к детям и, добавим, — оте­ческие обязанности — хорошо вырисовываются из письма Госу­даря, написанного на французском языке к графу ­скому в 1827 году. Мы по причине чужеязычности письма его не цитируем, но лишь передаем коротко смысл. выражает графу свою печаль по поводу забвения пос­ледним своего сына и говорит об отеческих обязанностях, освещенных христианским учением. Речь идет о том Перовском, который позже стал полководцем, а в то время, когда было написано царское письмо, Перовский бедствовал, чувствовал себя покинутым отцом. Впрочем, следует пояснить, что граф Разумовский разошелся с первой своей женой Шереметь­евой, но не получил права на развод, почему Перовский, будучи сыном от второй жены, не получил фамилии своего отца. (Факт этот указывает Ив. Захарьин в ст. «Дружба Жуковского с Перовским». «Вестник Европы», апрель 1901.)

Из указанных выше свидетельств рисуется образ Николая Павловича — доброго отца, а вместе с тем образ человека, про­стота которого вызывает обожание. Но что такое простота? «Простой» человек нам представляется как человек, прежде все­го, с открытой душой, не возвышающий себя выше других, охот­но и сердечно общающийся с другими людьми, независимо от их ранга. Николай Павлович таким и был, скажем не в пример его папаше, говорившем о себе и знатности следующим образом:

«Знатное лицо в России есть только тот, с кем я говорю, и пока я с ним говорю».

Говоря о простоте Николая Павловича, приведем характе­ристику государя, данную баронессой :

«К себе самому император Николай I в высшей степени был строг, вел жизнь самую воздержанную, кушал он значительно мало, большею частью овощи, ничего не пил, кроме воды, разве иногда рюмку вина и то, право, не знаю, когда это случалось; за ужином кушал всякий вечер тарелку одного и того же супа из протертого картофеля, никогда не курил, но и не любил, чтоб и другие курили. Прохаживался два раза в день пешком {22} обязательно — рано утром перед завтраком и занятиями и после обе­да, днем никогда не отдыхал. Был всегда одет, халата у него и не существовало никогда, но если ему нездоровилось, что впрочем очень редко случалось, то он надевал старенькую шинель, спал он на тоненьком тюфячке, набитым сеном... По утрам и вече­рам, Николай Павлович всегда долго молился, стоя на коленях... Перед обедней государь сам назначал пение, которое желал, чтоб исполняли. В молодости он сам часто пел, становясь на клиросе с певчими; у него был звучный баритон...» (. Воспоминания. «Исторический вестник», т. 71, 1898).

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13