Император и его власть глазами российских консерваторов конца XIX – начала XX в

Д. М. Софьин

ИМПЕРАТОР И ЕГО ВЛАСТЬ ГЛАЗАМИ РОССИЙСКИХ КОНСЕРВАТОРОВ КОНЦА XIX – НАЧАЛА XX В.

Российские консерваторы, жившие на рубеже XIX и XX вв., в печатных работах уделяли значительное внимание своим представлениям об императорской власти. Консерваторы много писали о происхождении власти монарха, о его обязанностях и прерогативах, роли, моделях и императивах поведения, взаимоотношениях с народом.

Идея божественного происхождения царской власти была общей для российских консерваторов. Они отмечали, что император Всероссийский есть помазанник Божий, и только перед Богом царь несет ответственность, а мысли и действия монарха вдохновляются свыше[1]. Миропомазание освящает и просвещает государя, оно делает его особу священной и неприкосновенной. Благодаря таинству миропомазания «Государь наш видит, слышит, чувствует, понимает то, что недоступно сознанию людей…»[2]. Царская власть находится в зависимости только от Бога, и даже «Сам Монарх не может поставить эту власть в зависимость от чьей-либо другой воли, кроме Божьей»[3]. Из этого положения вытекает идея противодействия законодательным ограничениям императорской власти. Редактор-издатель «Гражданина», одного из ведущих консервативных органов, кн. В. П. Мещерский указывал, что всякое ограничение монаршей воли «есть искажение истинной воли Бога и народа и таким образом почти что кощунство»[4].

Важная роль в сакрализации царской власти отводится церкви. Как отмечал правый член Государственной  А. Шечков, «у нас царская власть как Богом даруемая милость передается (делегируется) самою Церковью»[5]. К. П. Победоносцев, столп консерватизма, воспитатель царских детей, крупный государственный деятель, обер-прокурор Святейшего Синода, подчеркивал нерасторжимую связь самодержавия с церковью: «Единодержавие, возросшее у нас вместе с церковью и в неразрывном единении с нею, оно вместе с церковью укрепило, собрало и спасло государственную целость русской земли и создало государство Российское»[6]. По мысли редактора-издателя главной консервативной газеты «Московские ведомости» М. Н. Каткова, монарх должен подчиняться религиозной идее, монархическая верховная власть может держаться только на основе религии, а русский монарх является стражем и радетелем церкви[7]. К. П. Победоносцев же, с одной стороны, считает православную церковь самой надежной опорой самодержавия[8], а с другой стороны, в свою очередь, тоже называет российского императора «Верховным на земле Защитником церкви православной»[9].

Как указывал В. А. Грингмут, преемник М. Н. Каткова на посту редактора «Московских ведомостей», монарх, вступая на престол, берет на себя всю тяжесть забот о вверенной ему державе. Благодаря своему сакральному положению только царь знает, по какому пути следует вести Россию, и только он один имеет возможность отличить истинный путь от ложного. Повинуется царь только тем законам, которые он сам издал по Божьей и своей собственной воле[10]. Соответственно, по мнению консерваторов, монарх несет всю ответственность за положение в стране[11].  Н. Штиглиц, член-учредитель Русского собрания, говоря, что царь ответственен только перед Богом, подчеркивал, что «ответственность эта самая страшная, самая тяжелая; она посерьезнее ответственности перед разными политическими проходимцами или же перед глупою народною толпою»[12]. По мнению кн. В. П. Мещерского, самодержец, «приняв от Бога безграничную власть, всю ее отдает служению государству», и «субъективно царь не властвует (т. е. не воспринимает власть как единоличное распоряжение безраздельными правами), а безгранично исполняет свой долг…»[13]. М. Н. Катков подчеркивал, что «нет службы более тяжелой, чем верховная власть над народами»[14].

Консерваторы дискутировали по вопросу о сравнимости российского самодержавия с другими монархическими формами правления. Так, для одних (в том числе и для В. А. Грингмута) самодержавная власть русского царя – это уникальный исторический феномен, который невозможно сопоставить с иными формами монархического правления Запада или Востока. А для других (к примеру, для Н. И. Черняева) российское самодержавие не может не находиться в контексте других монархических правлений[15].

Немалое внимание уделялось консерваторами вопросу об отношениях императора с народом. Полтавский раввин Э. М. Б. Рабинович, вполне разделявший консервативные воззрения на светскую власти в России, место монарха в народном организме уподоблял месту головы в телесном организме[16]. По мнению выдающегося публициста, духовного лидера Всероссийского национального союза М. О. Меньшикова, народ влюблен в самодержавие как в «выражение богатырства своего»[17]. М. Н. Катков, как и многие другие консерваторы, писал о взаимном доверии между верховной (императорской) властью и народом[18]. «В лице Государя всегда вся Россия», – утверждал видный консерватор, поздний славянофил С. Ф. Шарапов[19]. Схожие мысли неоднократно высказывал и В. А. Грингмут: русский царь и русский народ находятся в мистическом единении, они составляют «одно неделимое целое». Русский народ «весь воплощается в священной особе Русского Царя», который всегда находится во главе народа «во всех делах и сердца, и ума». Идти против народа – значит, идти против царя, и наоборот, идти против царя – значит, идти против народа. Как помазанник Божий государь выше каждого из своих подданных и выше всех их вместе взятых. Отвечая на разговоры либералов о желательности представительных форм правления, В. А. Грингмут отмечал, что у народа уже есть свой – единственный – и перед Богом, и на земле представитель, которым является государь[20]. Но, наряду с признанием идеи метафизического единства царя и народа, В. А. Грингмут указывал, что в конкретных современных ему обстоятельствах присутствует некоторое недопонимание между монархом и его подданными. В этом виновато так называемое «средостение» в виде «Петербургской бюрократии», а с 1906 г. еще и «крамольной Думы». Чтобы восстановить доверие между царем и народом, необходимо тесное, непосредственное общение монарха с его подданными, например, в виде периодических народных приемов один раз в неделю или хотя бы раз в месяц[21].

Консерваторы-славянофилы в конце XIX – начале XX в. благосклонно относились к идее созыва нового Земского собора. Этим, они считали, можно преодолеть «бюрократическое средостение» и восстановить единение царя с народом. Но большинство консерваторов выступало однозначно против «вливания нового вина в старые меха», помня историю с французскими Генеральными штатами в 1789 г.[22]

Царь несет ответственность за свой народ перед Богом, поэтому, согласно Н. И. Черняеву, монарх обязан уклоняться от греховной жизни и из страха перед Богом, и из сострадания к «земле», так как пороки царя навлекают гнев Божий на его страну. Царь является предстателем и молитвенником за народ, царская молитва может спасать народ от Божьего гнева[23]. При этом Н. И. Черняев отмечал, что забота о народе никоим образом не должна обращаться в низкопоклонство монарха перед ним. Следуя своему пути, царь не должен угождать толпе и искать популярности[24].

Об отеческом характере царской власти, об отеческой заботе монарха о своем народе говорили многие консерваторы. Когда Николай II благословлял солдат, уходивших на русско-японскую войну 1904–1905 гг., профессор А. С. Вязигин, историк-медиевист, будущий руководитель фракции правых в III Государственной Думе, по этому поводу писал, сопоставляя монарха с отцом, а Россию с матерью: «…как  отец благословляет сына, идущего в опасный поход, так Государь благословил своих детей, посылаемых на смертный бой за Родину, нашу общую мать»[25].

Как указывали многие консерваторы, самодержавная власть московских царей и российских императоров лежит в основе величия России: «Самодержавие создало Россию. Одно только самодержавие может сохранить ее», – писал профессор-юрист В. Д. Катков[26]. Такая форма правления, помимо всего прочего, вызвана военной необходимостью, так как только самодержавие способно быстро и эффективно мобилизовать все силы страны для защиты. Кроме того, лишь самодержавная форма правления, по мнению Н. И. Черняева, в состоянии обеспечивать авторитет России на востоке. Народы Востока, входящие в состав Российской Империи и находящиеся за ее пределами, потеряют уважение к российской власти, если монарх станет ограниченным[27]. Если лидер поздних славянофилов в 1870–80-х гг. И. С. Аксаков писал о том, что «идея государства, идея единой верховной власти ни одним народом мира не усвоена себе так сознательно, как нашим»[28], то консерваторы-«востоковеды» не были согласны с подобной идеей российской исключительности. Кн. Э. Э. Ухтомский, сопровождавший цесаревича Николая Александровича (будущего императора Николая II) в путешествии по азиатским странам, указывал, что Восток, в отличие от Запада, ментально очень близок России. На Востоке, как и в России, «верховный правитель есть именно и только Помазанник Божий. Индусы видят в нем воплощение Шивы или Кришны-Вишну, китайцы – отражение Неба, здешние туземцы [в Японии] потомка “богини солнца”, монголы и тибетцы – творческий луч от существа Будд и т. д. В идее все сходятся: престол и скипетр по воле неисповедимых судеб могут становиться уделом и неотъемлемым атрибутом лишь избранных исключительных натур, которые сразу – с детских лет – вступают в область чисто материальной действительности и сложных отношений к человечеству вообще, сохраняя тайные прочные нити непрерывного соприкосновения со сверхчувственною природою вещей»[29].

Вслед за кн. Э. Э. Ухтомским, С. Н. Сыромятников, один из учредителей Русского собрания, также отмечает близость России к Востоку. Рассматривая в одном ряду турок, арабов, индусов, китайцев и русских, он указывает: «У каждого из них есть представление о верховном отце – царе, через которого Божество выражает свою волю народу. В царе как таковом стираются его человеческие слабости, его личные вкусы и стремления. Об нем молятся, не ему, а об нем. Он не идол, но драгоценнейшее существо для народа, не только defensor fidei, но и defensor populi»[30].

Серьезные расхождения в вопросе относительно императорской власти были у консерваторов на этноконфессиональной почве. Так, для В. А. Грингмута только русский и православный мог быть полноправным подданным русского царя. Н. И. Черняев же, говоря о российском императоре как о монархе русском и православном, тем не менее, подчеркивает, что «оставаясь на страже единства Империи, которая должна быть нераздельным, твердо сплоченным целым, Самодержавие благоволит одинаково ко всем верным подданным. Они все равно дороги Самодержцу Всероссийскому». В основе отношения императора к подданным лежит не их этноконфессиональная принадлежность, а степень лояльности: «“Верные подданные” Престола и граждане общерусского Отечества ценятся Верховной властью не по племенному происхождению, а по преданности Монархам и России»[31].

Тезис о божественном происхождении царской власти и о монархе как помазаннике Божьем является общим для всех российских консерваторов XIX – начала XX в. Правый публицист, член Русского собрания К. Н. Пасхалов, не отвергая данного тезиса, предпочитает, однако, писать не о Боге, а о народе как источнике царской власти. К. Н. Пасхалов критиковал ограничение законодательной власти монарха, закрепленное Основными Законами Российской Империи 1906 г. По его мнению, самодержавие не является личным приобретением императора Николая II или его предков, а поручено народной волей основателю династии, Михаилу Федоровичу Романову[32]. В такой ситуации «Самодержец может отказаться от своих прав только по желанию народа…»[33]. Таким образом, К. Н. Пасхалов в значительной степени десакрализирует монархическую власть. Вместо идеи божественного происхождения царской власти, он предлагает в качестве первоначала считать народное избрание, то есть фактически речь идет не о царском, а о народном суверенитете. Крестоцеловальная запись Земского собора 1613 г. является ни чем иным, как общественным договором, в котором раз и навсегда прописана обязанность государя быть самодержавным, но источником этой самодержавной власти русского царя выступает народ.

В данном вопросе К. Н. Пасхалов является исключением в ряду консерваторов. Пожалуй, лишь Г. А. Шечков его в некоторой степени поддержал, проявив двойственность своей позиции. С одной стороны, он ясно и определенно указывает на божественное происхождение царской власти[34]. Но с другой стороны, здесь же он утверждает, что «власть… Царя Михаила Романова есть власть всенародным Великим Земским Собором, или (выражаясь языком коренных конституционалистов-англичан), “конвенантерами” 1613 года установленная»[35].

Один из ведущих консерваторов-теоретиков рубежа веков, автор фундаментального труда «Монархическая государственность» Л. А. Тихомиров указывает на существенное отличие Земского собора 1613 г. от «конституант»: «Но грамота об избрании Михаила Федоровича составлена представителями народа так, чтобы в ней было возможно меньше элемента избирательного, зависящего от народных желаний, и как можно больше преемственного, связующего Царя и народ со всей прошлой историей»[36].

Представляется уместным предположить, что обращение к формулировкам, характерным для теории общественного договора и идеи народного суверенитета, было для К. Н. Пасхалова и Г. А. Шечкова сознательной «игрой на чужом поле», тактическим средством, с помощью которого они обращали либеральную риторику против самих либералов. Используя либеральные теоретические положения, консерваторы доказывали необходимость самодержавия для России.

После появления Основных Законов 1906 г. между либералами и консерваторами разгорелась дискуссия. Либералы утверждали, что Основные Законы – это конституция, и что монарх теперь ею ограничен. Консерваторы же доказывали, что самодержавная власть осталась прежней[37], а император не может быть ограничен законами, которые он сам и издал: «Давая законы, Государь, очевидно, сам стоит выше закона»[38]. Обстоятельно на этом вопросе останавливались в своих работах консерваторы-юристы П. Е. Казанский[39] и Д. Я. Самоквасов[40]. Неоднократно об этом же писали публицисты (например, В. А. Грингмут[41]). Это же постоянно утверждали с думской трибуны правые депутаты. Один из них, И. И. Балаклеев, подчеркивал: «Раз в Основных наших законах есть определение, что Верховная Власть принадлежит Царю, значит никакого сомнения не может быть в том, что у нас строй Самодержавный, что у нас Монархия чистая»[42].

Представления российских консерваторов, живших на рубеже XIX и XX вв., об императорской власти отличаются определенным разнообразием. Консерваторы спорили по вопросам об уникальности русского самодержавия, о необходимости представительных учреждениях при монархе, о его этноконфессиональных предпочтениях и по ряду других второстепенных проблем. Но главные идеи у них были общими. Все консерваторы были убеждены в сакральной сущности императорской власти и ее неограниченности, глубокой связи царя с народом и церковью, необходимости самодержавной власти для России.

[1] См., например, концепцию самодержавия кн. В. П. Мещерского: Франк В. Из неизданной переписки имп. Александра III с кн. В. П. Мещерским // Современные записки. 1940. LXX. С. 167. С. Н. Сыромятников, как и многие другие консерваторы, указывал, что царь несет ответственность «лишь перед Богом и совестью» (Сыромятников С. Н. (Сигма). Опыты Русской Мысли. Кн. 1. СПб., 1901. С. 44).

[2] Штиглиц А. Исследование о началах: политического равновесия, легитимизма и национальности. Ч. II. Начало легитимизма. СПб., 1890. С. 226–227.

[3] Айвазов И. Власть Русского Царя. М., 1912. С. 16.

[4] Франк В. Указ. соч. С. 167.

[5] Шечков Г. Истинное значение земских соборов. Харьков, 1905. С. 12.

[6] Речи и здравицы К. П. Победоносцева, произнесенные им на обеде, данном городом Киевом в день празднования 900-летней годовщины крещения Руси // Победоносцев К. П. Сочинения. М., 1996. С. 138.

[7] Брутян А. Л. М. Н. Катков: социально-политические взгляды. М., 2001. С. 64–65, 72, 117.

[8] Русский консерватизм XIX столетия: идеология и практика / Под ред. В. Я. Гросула. М., 2000. С. 276.

[9] Речи и здравицы К. П. Победоносцева… С. 138.

[10] См.: Грингмут В. А. Печальная весть // Собр. статей. Вып. I. М., 1908. С. 193; Знаменательная Высочайшая награда // Собр. статей. Вып. II. М., 1908. С. 208; Фундамент Русского Самодержавия // Собр. статей. Вып. III. М., 1910. С. 52–53; Спасайте Народ! // Собр. статей. Вып. IV. М., 1910. С. 345; Самодержавное слово // Там же. С. 353.

[11] Лукьянов М. Н. Российский консерватизм и реформа, 1907–1914. Пермь, 2001. С. 35.

[12] Штиглиц А. Указ. соч. С. 228.

[13] Карцов А. С. Русский консерватизм второй половины XIX – начала XX в. (князь В. П. Мещерский). СПб., 2004. С. 133.

[14] События 1 марта // Катков М. Н. Империя и крамола. М., 2007. С. 231.

[15] См.: Из записной книжки русского монархиста // Черняев Н. И. Мистика, идеалы и поэзия русского Самодержавия: [сб.]. М., 1998. С. 209.

[16] Рабинович Е. М. Б. Великое значение Монарха. Полтава, 1904. С. 7.

[17] Последние посланники // Меньшиков М. О. Как воскреснет Россия? Избр. статьи. СПб., 2007. С. 166.

[18] См.: Брутян А. Л. Указ. соч. С. 75.

[19] Шарапов С. Опыт Русской политической программы. М., 1905. С. 4.

[20] См.: Грингмут В. А. Русский Царь в Варшаве // Собр. статей. Вып. I. С. 72; Печальная весть // Там же. С. 193; Исполнившаяся надежда // Собр. статей. Вып. II. С. 183; Царская помощь // Там же. С. 272; Фундамент Русского Самодержавия // Собр. статей. Вып. III. С. 52–53; Укрепление Самодержавия // Там же. С. 203; Царская воля // Там же. С. 227–228; Прямой путь к Царю // Собр. статей. Вып. IV. С. 205; Разрешение рокового сомнения // Там же. С. 357.

[21] См.: Грингмут В. А. Руководство черносотенца-монархиста // Собр. статей. Вып. IV. С. 140; Прямой путь к Царю // Там же. С. 204–205; Единение Царя с Народом // Там же. С. 337–340; Спасайте Народ! // Там же. С. 346.

[22] См.: Грингмут В. А. Славянофильские иллюзии // Собр. статей. Вып. III. С. 128–130; Нужен ли России Земский собор? // Вязигин А. С. Манифест созидательного национализма. М., 2008. С. 220–228.  С. Вязигин этой своей статье дал более характерное название – «Мертвое учреждение».

[23] Черняев Н. И. Необходимость Самодержавия для России. Харьков, 1901. С. 66.

[24] Там же; он же. Из записной книжки русского монархиста. С. 414.

[25] Величие самодержавия // Вязигин А. С. Манифест созидательного национализма. С. 111.

[26] Катков В. Д. Нравственная и религиозная санкция русского Самодержавия // Имперское возрождение. М., 2007. С. 89.

[27] Черняев Н. И. Необходимость Самодержавия для России. С. 44, 47; О русском Самодержавии // Черняев Н. И. Мистика, идеалы и поэзия русского Самодержавия: [сб.]. С. 83.

[28] Две реальные государственные силы в России: Царь и народ // Аксаков И. С. Сочинения. Т. V. М., 1887. С. 23.

[29] Ухтомский Э. Э., кн. Путешествие Государя Императора Николая II на Восток (в 1890–1891). Т. III. Ч. 5. Наша Азия. СПб.; Лейпциг, 1897. С. 10.

[30] Сыромятников С. Н. (Сигма). Указ. соч. С. 42.

[31] Черняев Н. И. Из записной книжки русского монархиста. С. 292.

[32] О мерах к прекращению беспорядков и улучшению Государственного строя // Пасхалов К. Сборник статей, воззваний, записок, речей и проч. Март 1905 – август 1906 г. М., 1906. С. 52.

[33] Там же. С. 58.

[34] «Итак, самодержавное правление – это “священный долг”, “великое служение” и “бремя”, самим Богом возлагаемое» (Шечков Г. Сущность Самодержавия // Мирный труд. 1906. № 10. С. 60).

[35] Шечков Г. Сущность Самодержавия. С. 58.

[36] Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. М., 2006. С. 392.

[37] Лукьянов М. Н. Указ. соч. С. 33.

[38] Шарапов С. Указ. соч. С. 4.

[39] Казанский П. Е. Власть Всероссийского Императора. М., 2007. С. 337–339 и др.

[40] Самоквасов Д. Верховная Самодержавная Власть и Основные Законы Российской Империи. М., 1907. С. 10–19.

[41] Грингмут В. А. Руководство черносотенца-монархиста // Собр. статей. Вып. IV. С. 136; Русская Монархическая Партия и Государственная Дума // Там же. С. 206–208; Спасайте Народ! // Там же. С. 345; Самодержавное слово // Там же. С. 353; С нами Бог! С нами Царь! // Там же. С. 362.

[42] Царское Самодержавие незыблемо // Балаклеев И. И. Речи, 1907–1912 гг. Харьков, 1912. С. 2.