Идентификация как объект изучения в политической социологии

Идентификация как объект

изучения в политической социологии

,

1. Идентификация:

понятие и направления изучения

В общественных науках в гг. проявляется устойчивый интерес к изучению идентификации, в том числе преподаванию её как учебной субдисциплины[1]. Актуализируется изучение идентификации в срезе общественного мнения россиян, пытающихся переосмыслить политику «перестройки» в СССР и последующие реформы. Особое звучание тема национально-государственной идентичности получила в предвыборной кампании 2012 г., в том числе в статье «Россия: национальный вопрос». Многие территориальные, этно-национальные, культурные, экономические, кратологические, геополитические изменения в мире имеют идентификационное сопровождение. Понятие «идентификация» («идентичность») постоянно пересекает предметные границы исследований в социологии, истории, политологии, психологии, культурологии, географии, демографии, правоведении[2].

В подходе известного социолога Э. Эриксона (США) идентичность – непосредственное признание человеком собственного равенства (неравенства) с другими, целостности во времени (биографии) и восприятия другими такого равенства и целостности[3]. Идентификация как объект политической социологии – это процесс формирования и изменения социальных и политических идентичностей. Изучая идентификацию, ()

политическая социология выявляет срезы познания людьми социальной реальности и социализации людей, выясняет, как соотносятся в сознании: а) история и современность (традиции и новации); б) индивидуальные, групповые, национально-государственные, космополитические самоопределения представителей разных социальных групп; в) рациональное и иррациональное; г) повседневность и политика (политические идеологии). Политическая социология в изучении идентификации взаимодействует с социологиями социальных изменений, знания, культуры, управления и др.

Идентификация имеет много разновидностей. В частности, различают социальную идентификацию как основу для политической идентификации, формирования политических идентичностей. Последние различаются в зависимости от носителей (субъектов), уровней, временных периодов, территорий. Образ жизни и «круг» общности разных групп населения определяет территориальные, социально-демографические, этнические, конфессиональные, профессиональные «мы-идентичности», а соответственно, особенности включения субъектов в политику. Широта общности, острота противоречий объясняет формирование индивидуальной, групповой, государственной, космополитической идентичностей. Темами политико-социологических исследований становится научная интерпретация идентичностей как отождествления и разотождествления «я» и «мы», «мы» и «они», «я» и «государство», «отцы» и «дети» и т. д.

В изучении политической идентификации важную роль играют антиномии[4]. Антиномичность проявляется в том, что, мышление использует понятийный бинаризм (бинарные оппозиции) как неустранимое противоречие познания. Например, антиномии «стабильность – изменчивость», «коммунитаризм – индивидуализм», «Восток – Запад», «локализм – глобализм», «партикуляризм – универсализм», «рационализм – иррационализм», «плюрализм – монизм». Отношение «полюсов» предполагает их неустранимость и поиск неких взаимодействий, синтезов, компромиссов.

Такие противоречия вскрывают суть политической идентификации. Неистребима историчность мировосприятия, сохранение в сознании принадлежности к определённой общности как относительно стабильной переменной величины, важной для жизни (судьбы) людей. Стабильность смягчает дискомфорт восприятия постоянно меняющегося мира. Э. Эриксон признавая кризисы идентичности как состояния неопределённости и переопределения отношений к себе и окружающему социальному миру, тем не менее, подчеркивал устойчивость идентичности как фактор сохранения личной и общественной стабильности. Утрата идентичности в результате социальных изменений бывает очень болезненной. Трагичные последствия влечёт искусственный, навязанный людям отказ от представлений и убеждений, которые ещё значимы для большинства населения. Такой отказ нередко выливается в кровавые межэтнические и социальные конфликты.

В е гг. усиливается научный дискурс об изменчивости как определяющем тренде формирования идентичностей, обеспечивающем разрешение кризисов идентичности. В основе кризисов идентичности в обществе лежит противоречие устаревающей привычки (традиции) и внедрения нового (инновации). отмечает, что идентичность – это не сама тождественность, а процесс её поиска, циклический, маятниковый процесс, когда периоды относительно равномерного движения сменяются кризисами (застоем, зависанием, ускоряющимся возвратом), после чего начинается новое по качеству движение[5]. Но при этом люди не спешат расстаться с привычными идентичностями, поскольку новации ещё не поняты до конца; их внедрение затрагивает интересы многих людей.

Происходят циклические изменения идентификации. Основные изменения в массовом сознании россиян произошли за период 1992–1998 гг., а последующий период их лишь закрепил[6]. Но затем выборы в Государственную Думу в 2011 г. показали начало нового цикла политической идентификации. Обострение противостояния традиций и новаций проявилось наиболее ярко в событиях «арабской весны» 2011 г., смене политических режимов в Тунисе, Египте, Ливии, Йемене, дестабилизации в Сирии. Социальное напряжение и «кризис идентичностей» использовали политтехнологи и спецслужбы США и НАТО. При свержении политического режима в Ливии бомбардировки НАТО, блокировка счётов в западных банках подкреплялись направленным воздействием на идентичности населения («война за идентичность»). В борьбе традиции и инновации бывают разные исходы: победа инновации, компромиссы, «откат» к традиции. В некоторых арабских странах произошёл «откат» к фундаментализму.

Несмотря на факторы изменчивости идентичностей, всё же сохраняются традиции, скрепляющие основы повседневной жизни людей. После телешоу, игр, выборов люди снова сталкиваются с повседневными проблемами, ищут ориентиры устойчивости, полагаясь на привычные обстоятельства. Ориентиры устойчивости чаще всего располагаются в жизненных сферах (поселении, семье, поддержке соседей, друзей, родной культуре, трудовом коллективе). Люди возвращаются из «пленительного кошмара» СМИ, рекламы, потребительского общества, ищут собственную идентичность как ценность, осознают её значение для сохранения определённости в окружающем мире. Наряду с противоречием «стабильность – изменчивость», также противоречие «коммунитаризм[7] – индивидуализм» становится основой идентификации, проявляясь по-разному в западных и восточных политических культурах (хотя заметна их конвергенция).

В обществе происходят трансформации механизмов идентификации; например, проявляется акцентирование стилей потребления различных благ (идентификация через потребление). Современные общества всё в большей степени оказываются организован­ными вокруг потребления и его стилей, в последние годы идентичность основывается на стилях потреби­тельской деятельности (консюмеризм), в большей степени, чем на стилях трудовой активности. Акты потребле­ния, приобретение определенных товаров и услуг используются как маркеры социальной позиции, основные источники социальной дифференциации – сходства и различия в потреблении[8].

Всё это стимулирует политико-социологические исследования. Мичиганская школа социологии (Э. Кэмпбел и др.), социологи и политологи Х. Абельс, И. Гофман, П. Лазарсфельд, Д. Нимо, Э. Эриксон, , З. Жаде, , , и другие показывают зависимость политической идентификации от взаимодействий социальных страт, социально-географических (центр или периферия, характер поселений), демографических и этнических (пол, возраст, этнос), духовных, образовательных (религия, школа), профессиональных (труд, предпринимательство), внутриполитических и глобальных реалий.

Динамика и дифференциация идентичностей создают возможности расширения полей для политико-социологических исследований; постепенно складывается теоретическое направление по изучению проблем идентификации, подкрепляемое концептуально и с помощью эмпирических исследований.

2. Пред-политическая идентификация

Идентификация как процесс самоопределения людей в пространстве, времени, контексте оценок их со стороны сообществ, предполагает обработку информации, её интерпретацию, получение знаний. Другими словами, идентификация выражает потребности познавательного (социально-когнитивного[9]) характера, т. е. использования разных знаний для самоопределения человека, социальных общностей и групп по отношению друг к другу и к «целому» (обществу, государству, миру). Такое самоопределение зависит от эмоций, установок и ценностей индивида или группы, но также от познания («прочтения») социального контекста в целом, использования обширных массивов знаний. Поэтому исследователи политической идентификации используют достижения теории познания, семиотики (науки о знаках), когнитивных наук, концепций коммуникации[10].

Посредством идентификации осознаются процессы и результаты включения человека в области смыслов, которые обеспечиваются историей (памятью) и современностью (повседневной информацией). в связи с этим пишет: «Человек создаёт вокруг себя мифосемантическую сетку культуры, набрасывая её на весь окружающий мир, обозначив его смыслами». Идентификация напоминает серию образов прошедшего и настоящего; это проживание и переосмысливание происходящего, будто постоянное прокручивание прожитого как некоего «фильма». Она всегда присутствует в становлении человека или общности, что позволяет соотносить себя (свою биографию) с историей народа – «длинным нарративом» («long narrativ»). Нарратив (в переводе с лат. «рассказ») – совокупность накопленных воспоминаний народа, корпорации (эпос, предки, легенды, мифы, герои, исторические сведения), придающих значимость деятельности национальной или корпоративной общности, позволяющих воспринимать «прошлое – настоящее – будущее» как единое целое, независимо от ситуации. Образы и смыслы, включающиеся в индивидуальное и коллективное сознание, берутся из таких нарративов, образуют устойчивое когнитивно-мотивационное ядро самосознания разных сообществ и индивидов.

Идентичности помимо нарративного (исторического) «ядра» имеют и подвижную «оболочку», воспринимающую сигналы об изменениях из различных социально-когнитивных подсистем, т. е. областей знания (опыта, верований), накопленных обществом и обслуживающих деятельность людей. Эти подсистемы выполняют функции посредника, постоянно соединяющего личные ментальные планы людей (индивидуальное познание) со всем знанием, накопленным обществом и человечеством в целом. Ю. Хабермас писал, что основание новой идентичности «заключено в сознании всеобщих и равных шансов на участие в таких коммунальных процессах, в которых происходит образование идентичности как непрерывный процесс научения»[11]. Идеология и политика влияют на восприятие истории («больших нарративов»), стимулируют конъюнктуру: «забывчивость» к одним событиям и, наоборот, особое внимание к другим.

Таким образом, процесс формирования идентичностей предстаёт как своеобразный образовательный процесс, подпитывающийся из многих социально-когнитивных подсистем и корректируемый определёнными акторами. Следует упорядочить представления о таких источниках (подсистемах) знаний (опыта), питающих политическую идентификацию. Это – социально-когнитивные подсистемы, которые образуются в процессе функционирования различных сфер, начиная от наиболее простых сфер повседневной социализации (природной среды, территории, семьи, местного культа, церковного прихода, школы, местного сообщества, предприятия).

Далее идут сферы СМИ и общественности (общественных объединений), социально-политической и социально-правовой жизни. Это – своеобразные «буферы» между повседневной жизнью «обывателя» и государственной политикой. Такие «буферы» обладают не только образовательным и воспитательным потенциалом; они могут давать импульсы мобилизации, участия в протестах и даже затронуть уровень государственной политики, как в России после парламентских выборов (декабрь 2011 – январь 2012 гг.). Кроме того действует социально-когнитивная подсистема государственной политики, которая с помощью PR, СМИ, общественности может открываться (закрываться) в отношении повседневности жизненных сфер.

В жизненных сферах как социально-когнитивных подсистемах люди сознательно (бессознательно) опираются на восприятие: а) территориальности – места обитания и окружающей природной среды (территория, климат, ландшафт, экология); б) телесности, выраженной в сообществе индивидов, воспроизводстве рода (семьи, здоровья, быта, жилья); в) духовности – среды переживания и реализации духовных потребностей (культура, с её поиском ценностей, смысла жизни, веры, идеала); г) агентности – становления, воспроизводства и реализации профессиональных знаний и навыков (труд, профессия, предпринимательство). Благодаря этому формируются «горизонтальные» жизнесферные идентичности: территориально-пространственная, естественно-антропологическая, духовно-культурная, агентно-профессиональная.

Из комбинаций таких горизонтальных идентичностей складываются социальная (индивидуальная и коллективная) идентичность, которая, однако, не удерживается в рамках повседневности, пополняется знаниями из «буферных» сфер (общественности, социально-политической и социально-правовой жизни), может политизироваться и становиться политической идентичностью. Сама государственная политика, являясь относительно «закрытой» социально-когнитивной подсистемой, не может ориентироваться только на «образы», создаваемые СМИ, политтехнологами, экспертами, и старается опираться на реальные жизнесферные идентичности людей. Их используют даже СМИ, чтобы далеко не отдаляться от реальности, социального опыта людей как опыта достоинства и повседневной самоорганизации. На его основе такого опыта строится доверие к окружающим, а опосредованно и к политике лидеров, разным политическим конфигурациям.

В конце ХХ в. произошли серьёзные модификации процесса познания и образования: относительно самостоятельными подсистемами стали масс-медиа (электронные СМИ и Интернет). Действуя как подсистемы знания, они в то же время сами по себе порождают противоречия идентификации. Интегративно-посредническая природа масс-медиа мутировала в манипулятивную; медиареальность получает новое социо-антропологическое измерение; изменилось понятие манипулятивности: сегодня это не только сознательное искажение, но и перекомбинация, монтаж, особая форма политкорректности[12].

Тем не менее, сохраняется социально-когнитивное влияние жизненных сфер, в том числе на политику. Люди, решая свои повседневные проблемы, одновременно влияют на идентификацию с политикой и властью. «Горизонтальные» идентификации лежат в основе осознания прав как притязаний: территориальных (экологических, земельных, по отношению к природе и земле как месту обитания), естественно-антропологических (жилищных, демографических), духовно-культурных (верования, символы, культура, язык), агентно-профессиональных (владение и производство):

__________________________________________________

Агентная сфера (притязания и идентичности)

__________________________________________________

Духовная сфера (притязания и идентичности)

___________________________________________________

Естественная сфера (притязания и идентичности)

___________________________________________________

Территориальная сфера (притязания и идентичности)

___________________________________________________

Рис. 1. Жизнесферные «горизонтальные» идентичности

Жизнесферные идентичности вплетены в символические и языковые конструкции (гербы, изображения местных святынь, сувениры, фольклор, марки местных продуктов, бренды), формируют образы (ментальные схемы, карты), рефлектируются с помощью бинарных оппозиций «свой – чужой», «открытость – закрытость», «безопасность – опасность», «зависимость – автономия». Идентификация сопровождает познание, помогает ориентации в повседневности, символическому означать предметы и отношения, ценные для их самоопределения и поведения.

Жизнесферные идентичности порождают стимулы к действию, осознание интересов и прав на определенные способы жизнедеятельности, что выводит людей сначала на участие в «горизонтальных» (неполитических) объединениях и акциях. Это способствует формированию «буферных» сфер – общественности, социально-политической и социально-правовой жизни, опосредующих связь «жизни» с «системой» (жизненных сфер с государственной политикой). Общественность выводит людей к осознанию необходимости действий политизирированного характера, объединения усилий в реализации прав, поиске способов защиты этих прав.

Таким образом, люди выходят за рамки жизненных сфер, на уровень участия в представлении, как частных, так и публичных интересов. Как отмечает : «Каждый человек, являясь частью своего народа, своего поколения должен усвоить существующие символы, подключаясь к социальной памяти, усваивая тем самым индивидуальные, социальные и ментальные смыслы»[13].

3. Собственно политическая идентификация

Выход за пределы приватной повседневности для «рядового» человека является чаще всего временным, ограничивается участием в выборах (собрании, митинге, демонстрации, сборе подписей и т. п.). В отличие от профессиональных политиков и активистов общественных движений, «рядовые» люди редко покидают «рутину» жизненных сфер. Но периодические выходы в социально-политическую жизнь вырабатывают ориентации, ложащиеся в основу политической идентификации. Экология, рост тарифов коммунального обслуживания, работа местной поликлиники, очистка улиц от снега, деятельность общеобразовательной школы, церкви (мечети), трудоустройство, работа местных предприятий, масса других повседневных жизненных вопросов могут мотивировать участие в протестах. Жизнесферная идентификация, так или иначе, приобретает пред-политический (политизированный) характер.

Многие люди хотят, чтобы их полезные дела заметили, воздали по заслугам виновным в недостатках. Частные, локальные проблемы становятся публичными, касаются идентификации с государственным и муниципальным управлением. Появляются лидеры протеста, с лозунгами которых идентифицируются жители (граждане). Наоборот, успехи власти в определённых областях жизни, могут порождать позитивные символы государственного управления, позитивные идентичности.

Так наряду с частным и локальным жизнесферным «планом» идентификации возникает и второй – публичный, общественный план. Первый является предпосылкой выхода в политическую жизнь; второй план предполагает собственно политическую идентификацию, осознание путей и форм представления интересов, охраны (защиты) прав. «Вертикальный» срез идентификации показывает, как в стремлении представить права и интересы люди сочетают индивидуальные, групповые, государственные, космополитические идентичности, как формируется их субъектность. Учеными Мичиганского университета (США) выделяли два уровня факторов, влияющих на состояние идентичности: межличностное общение (малые социальные группы) и макросоциальные процессы (взаимодействие с институтами власти)[14].

Общественность (социально-политическая и социально-правовая жизнь) соединяет эти уровни («планы»), способствуя переводу проблем повседневности в разряд политических. Например, в период «перестройки» гг. в СССР общественность сначала ратовала за внутрисистемное улучшение повседневной жизни, потом приобрела внесистемный характер (диссиденты, неформалы), затем воплотилась в политической оппозиции («Демократическая Россия», «Народный фронт Эстонии», «Саюдис», «Народный фронт Латвии» и др.), аккумулирующей недовольство политикой КПСС. СМИ как центры проблематизации сознания, самоорганизации общественности проявили себя сначала как ускоритель «перестройки», затем – неформальный критик, позднее – как рупор политической оппозиции.

Это разрушало идентификацию населения с государственной властью, ценностями социализма, усиливало идентификацию с западными ценностями. Общественность формировала способы и формы представления интересов, их артикуляции и агрегирования в лозунгах, призывах, программах на разных уровнях: а) приватном (частном); б) коллективном (корпоративном, организационном); в) общественно-государственном (эгалитарном, социальном); г) глобальном (международном, универсальном).

Пересечение двух «планов» дает набор идентичностей (конструкт «идентификационная сеть», см.: рис. 2). По «горизонтали» конструкт отражает «сканирование» повседневности (жизненных сфер человека), где накапливается опыт решения проблем (выявления недостатков), вызревает протестный потенциал, откуда общественность черпает стимулы выхода в социально-политическую жизнь. По «вертикали» обозначается отражение способов представления прав и интересов, механизмов их защиты. Пересечение влияния потребностей жизненных сфер и способов их представления обеспечивается общественностью и улавливается властью.

Рис 2. Конструкт пересечения «горизонтальных» и «вертикальных»

идентичностей («идентификационная сеть»)

Власть может, если сумеет, использовать общественность в интересах государственной политики. Так, избирательная система и результаты выборов могут периодически подкреплять (ослаблять) легитимацию. В идеале необходима легитимация на основе солидарности сообществ и публичной отчётности политических институтов (демократическая легитимация), когда действия властей прозрачны, ответственность власти зависима от законов и контролируется гражданами. Такое состояние означало бы наличие интеграционного комплекса идентичностей, сбалансированности обоих «планов» идентификации (всех «горизонтальных» и «вертикальных» идентичностей), что требует значительных политических и идеологических усилий.

4. Социология и политика идентичности

В зарубежных работах получили распространение термины «политика идентичности». В некоторых странах появляются министерства, прямо или косвенно обращённые в своих названиях к «идентификации» (проблемы миграции, социальной интеграции, гражданства, диаспор). Такая политика означает учёт разных идентичностей и стремление соединять их в устойчивой национально-государственной (патриотической) идентификации.

В исследования Центра политического анализа и государственно-управленческого проектирования при РАН среди выделенных 42 направлений государственной политики отмечена и политика идентичности. Ранее политика идентичности растворялась в национальной, культурной, миграционной политике, теперь приближается к выделению в самостоятельное направление.

Политика идентичности включает в себя несколько направлений и элементов. Исходя из конструкта «жизнесферная («горизонтальная») идентификация» можно выделить следующие элементы политики идентичности: территориальный (поселенческий, региональный, страновой), естественно-антропологический (семейно-бытовой, демографический), духовно-культурный («субкультурный»), агентно-профессиональный (производственный).

В плане «вертикальных» идентификаций, можно выделять взаимосвязанные элементы политики идентичности: индивидуализирующий (атомизирующий), доминирующий в культурах с сильными рыночными ориентациями, коллективизирующий, или организационный (коммунитаристский, партийный), государственнический (патерналистский, патриотический), международный (в том числе, космополитический). Чаще всего мы видим комбинирование таких ориентаций, направленное на консолидацию общества (порой на изоляцию определённых групп).

Например, политика 2000-х («нулевых») годов, по сравнению с 1990-ми, больше способствовала социальной консолидации за счёт усиления государственнической идентификации. По оценке ИС РАН, доля россиян, довольных своим положением в «докризисном» (до 2009 г.) обществе, стала доминировать над долей недовольных (соотношение – 4:1). Идентификация, построенная на основе самооценки россиянами своего места в обществе, стала приближаться к модели, характерной для стабильно развивающихся стран, где большинство населения идентифицируют себя с представителями средних слоев, а идентификация себя как «социального аутсайдера» определялась как удел сравнительного меньшинства. В том числе, и часть бизнеса склонялась к патерналистской идентификации. Однако, идентификация средних слоёв таила в себе и протестный потенциал, что проявилось в после выборов декабря 2011 г.

Смысл употребления терминов «политика идентичности» состоит в том, что государства, партии пытаются «управлять идентификацией», учитывать в политике и идеологии идентификацию граждан и общностей как неинституциональный политический ресурс. Это даёт возможность активно конструировать национальную идентичность для поддержания социального равновесия, символов государственной власти, ослабления политических оппонентов, изоляции радикализма, экстремизма, терроризма. Социологические исследования в России показывают, что в России проявляются тревожные тенденции. Доля идентифицирующих себя с представителями радикального национализма находится на отметке в 11%-15%; хотя доля тех, кто идентифицирует себя с политическими организациями радикально националистической направленности меньше[15]. Самоидентификация российской молодежи по политическим взглядам имела динамику «синусоиды». В 1998 г. она в 22% случаев идентифицировала себя с людьми, близкими по политическим взглядам. В 2004 г. этот показатель достигал максимума (26%), в 2008 г. опустился до 20%[16]. В гг. по разным оценкам усилилась организационная идентификация, в том числе ориентация на оппозиционные партии и внесистемную оппозицию.

Политика идентичности тесно связана с миграционной политикой и политикой в отношении национальных меньшинств. Г. Тёрборн отметил влияние мультикультурализма в политике идентичности, особенно в миграционной политике Австралии и Канады. Политика идентичности связана не только с культурами переселенцев, но и субкультурами различных меньшинств. В США политику идентичности стимулировали молодежные движения 2-й половины 1960-х гг. Вызов устоявшимся стереотипам и институтам имел сильный антирасистский оттенок, связанный с выступлениями афроамериканцев за интеграцию и равные права, независимо от цвета кожи, а также за достойное место своей культуры[17].

Но мультикультурная политика в Европе создала немало проблем, в том числе способствовала формированию замкнутых субкультурных этнических анклавов в пригородах больших городов, мощных диаспор национальных меньшинств, приобретающих политический вес, с одной стороны, и усиление националистически окрашенного экстремизма, с другой.

В России исследователи отмечают высоко значение политики идентичности. считает её «важнейшим направлением, интегрирующим практики из сферы образования, культуры, духовного развития народа, молодёжной политики, национальных отношений»; усиливающим «тот куст управленческих решений, который во многом определяет духовный климат общества»[18]. От этого в немалой степени зависит целостность государства.

Как показывает опыт СССР, советское руководство в 1980-х гг. не сумело обеспечить или переформатировать идентификацию граждан с государством, союзной политикой, государственной целостностью[19]. И, наоборот, зарубежные центры и национальные элиты в советских республиках, разрушая союзную идентичность, помогли внутренней оппозиции деидентифицировать сознание людей с советским строем.

Это был сложный процесс переплетения и борьбы идентичностей. Даже в 1990 г., когда социалистическая идеология была основательно дискредитирована критикой общественности и СМИ, 20% населения видело выход из кризиса в «восстановлении «идеалов и ценностей» социализма, 48% – в «построении нового – гуманного, демократического социализма, свободного от деформаций сталинизма и застоя». Тогда же 20% признало необходимым «отказ от идей и ценностей социализма»; 24% согласились с тем, что «причины наших трудностей кроются в самой природе социализма», но опять же 56% объясняли возникшие проблемы «ошибками» прежнего или современного руководства страны[20].

Распад «идентификационной сети» граждан СССР захватил и региональную политику. Региональные, местные, культурные, профессиональные идентичности отражали недовольство определёнными сторонами жизни, превращаясь в негативные идентификации (контр-идентичности). Они были сначала направлены на улучшение положения в конкретном месте (области, республике, городах), но это принимало в той ситуации характер «перетягивания одеяла на себя» в ущерб единству и целостности. «Одеяло» было разорвано на части.

Контр-идентичности использовали сначала неформалы, затем демократическая общественность, усилившая гражданские (антитоталитарные) идентичности для «расшатывания» идентификации с властью КПСС. Затем активизировались националистические элиты, соединившие эти контр-идентичности со способами представления интересов и прав, которые с одной стороны, были привязаны к этнонациональной основе, с другой, ориентировались на поддержку стран Запада. Разрушалась союзная государственная идентичность.

Решающую роль в деидентификации сыграло руководство РСФСР, добившееся признания независимости России от СССР. Впоследствии уже российская власть не могла удержать национально-государственную идентификацию, остановить усиление контр-идентичностей. Только с начала 2000-х гг. руководство России стало уделять больше внимания политике идентичности. В том числе, при помощи символьной политики предпринимались попытки конструирования макрополитической идентичности россиян[21]. Пришло понимание, что идентичности большинства населения – это часть социальной реальности, не менее значимая, чем государственная граница.

Эти уровни представления интересов и охраны прав должны соединяться, прежде всего, в идеологии, Конституции, законодательстве, на основе государственных символов. В России смещение идентификации в сторону от федеральной государственной субъектности усиливает идентификацию общественности с международным сообществом, другими государствами, с одной стороны, и с национальными (региональными) элитами, с другой. Это разрушает у значительного числа людей интеграционный комплекс идентичностей. Активизируются контр-идентичности, стимулирующие оппозиционные настроения, вызывая гражданские войны, «оранжевые революции», распад государств. Контр - идентичности используются в управлении идентификациями во внешней и внутренней политике.

Выводы

Управление идентификациями применяется в международных отношениях и внешней политике. Ряд исследователей говорит о так называемых «войнах за идентичность» (Ю. Громыко, А. Дугин), успех которых помогает завоёвывать страны без военных действий (или почти без них). Политика идентификации должна учитывать, что в условиях распада «идентификационных сетей» усиление контр-идентичностей может вести к «цветным» революциям и установлению власти, зависимой от глобальных зарубежных игроков. Возможна и реакция общества в виде принятия идеологии авторитаризма и «национальной идеи», консолидирующей общество. Консолидация поднимает значение государства в международном сообществе; здесь не исключена опасность шовинизма, ксенофобии, религиозной нетерпимости, раздирающих общество на части, но она преодолима опять же при адекватной политике идентичности.

России необходимо разрабатывать системную политику идентичности, чтобы сохранить благополучное развитие жизненных сфер, а с ними территориальную целостность, нормальную популяцию населения, сохранение великой культуры, трудовой этики, создать инновационную экономику, а также эффективную политическую систему, интегрирующую в оптимальном сочетании индивидуальные, групповые, партийные, национально-государственные, космополитические идентичности. Только при формировании соответствующей «горизонтальной» и «вертикальной» идентификации, государственнической «идентификационной сети», образа «состоятельного государства», Россия способна сохранить свою целостность и устойчивое развитие. Общество может понять «траекторию» своего движения из прошлого в будущее и осознать, как оно само меняется, что сохраняет, что приобретает, что отбрасывает. Это обусловливает потребность в политико-социологических исследованиях идентификации. Не случайно исследователи из Института социологии РАН выявили важную роль российской национальной идентичности в механизме консолидации общества и преодолении конфликтов.

Определения понятий для словаря:

Идентичность (лат. identificare – отождествлять) – в соответствии с определением Э. Эриксона, непосредственное признание человеком собственного равенства (неравенства) с другими, целостности (разорванности) во времени (биографии) и восприятия другими такого равенства и целостности. Это свойство индивида сохранять своё «Я», а для группы выступает как сохранение осознания «Мы», т. е. отнесения себя к определённой общности. Различаются гендерная, половая, этническая, гражданская, социальная, политическая, социальная виртуальная и социальная фактическая и другие разновидности идентичности.

Идентификация – мыслительный процесс, обработка информации, позволяющая отождествлять признаки индивида с признаками других индивидов, групп, обществ; процесс формирования и изменения социальных и политических идентичностей; различаются первичная и вторичная, проективная, социальная и политическая, социальная латентная и явная, этническая идентификация.

Идентификация политическая – процесс причисления индивидами себя к определённой группе (организации), принятие, как своих, лозунгов и программы этой группы, защищающих её интересы и ориентированных на получение определённых уступок от власти или включения представителей группы в структуры власти.

Контр-идентичность – политическая идентичность, обретающая негативисткий смысл, направленный против системы власти в том виде, в котором эта система существует и вызывает отчуждение людей от государства (правящей партии, конкретного правителя).

Вопросы для повторения

1. Что такое идентификация? Как она превращается в политическую?

2. Что интересует социологов в изучении идентификации?

3. Назовите социологов и политологов, исследовавших проблемы политической идентификации.

4. Назовите разновидности идентификации.

5. Как Вы трактуете разделение на «горизонтальную» и «вертикальную» идентификацию?

6. Приведите примеры региональной идентификации. Каковы особенности идентификации жителей Поморья?

7. Проведите анализ данных российской переписи 2010 г. на предмет социальной идентификации. Какие новые национальные (этнические) идентичности обозначились, и какое значение это имеет для региональной и государственной политики?

8. Как Вы оцениваете идентификацию россиян с потребительскими моделями поведения?

8. Какие процессы относительно политической идентификации порождает глобализация?

9. Используя знания об идентификации, проведите анализ различных революций, международных конфликтов, гражданских войн, использования международных и внутренних конфликтов для усиления патриотизма.

Литература

Основная

Интеракция, идентификация, презентация: введение в интерпретативную социологию. СПб, 1999.

Глобализация. Последствия для человека и общества. М., 2004.

Социальное конструирование реальности. М., 1995.

Губогло идентичности. Этносоциологические очерки. М., 2003.

Эриксон Лютер. М, 1996.

Идентичность: юность и кризис М., 1996.

Идентичность: юность и кризис. М.: Изд-во: Флинта: 2006 – 342 с.

Дополнительная

Негативная идентичность. Статьи годов. М., 2004.

Идейно-символическое пространство постсоветской России: динамика, институциональная среда, акторы / Под ред. . М., 2011.

Капицын идентичность и политическое участие. Саарбрюкен, 2011.

Капицын и управление идентификациями: пролегомены к стратегии развития России // Ценности и смыслы. 2010. № 5(8).

Капицын идентификациями как фактор международных отношений // Социально-гуманитарные знания. 2010. № 2.

Мартьянов проект модерна. От мировой экономики к мировой политике: трагедия России в глобализирующемся мире. М., 2010.

Политология /Под ред. , . М., 2012.

Попова идентификация в условиях трансформации общества. СПб, 2002.

К истокам социологии идентичности: теория . Саарбрюкен, 2011

Социальные факторы консолидации российского общества: социологическое измерение /Под ред. . М., 2010.

Центр и региональные идентичности в России. СПб, 2003.

Эрик Эриксон и восемь стадий человеческой жизни. М., 1996

[1] См.: Шматко идентичность как предмет социологического исследования // СОЦИС. 1998. №4. С. 94-101. В Перми создана всероссийская сеть по изучению идентичностей. Подготовлены учебники, например: Abels H. Identität. Lehrbuch. 2. Uberarbeitete und erweiterte Auflage. – Hamburg: Verlag fur Sozialwissenschaft, 2010.

[2] Прошли Всероссийские конференции «Национальная идентичность и демографический кризис» (Центр проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования при РАН, гг.), конференция «Идентичность и интеграция: опыт России и Германии» (Пятигорск 15-17 июня 2009 г.), «круглые столы» (журналы «Ценности и смыслы» – 2010. № 5), «Философские науки» – 2009. №№ 9, 10), масштабные социологические исследования (Отчёт Института социологии РАН «Российская идентичность в социологическом измерении» // Институт социологии РАН. URL: http://www. /analytical_report_Ident0.html (дата обращения 18.05.2011).

[3] Erickson E. H. Identität und Lebenszyklus. Frankfurt am Main, 1980.

[4] Антиномии – состояния сознания, проявляющие противоречия, полюса которых не могут быть устранены («добро и зло», «свет и тьма», «порядок и хаос» и т. п.).

[5] В данном случае указанный автор говорит скорее об идентификации, а не идентичности (Осьмачко и социально-экономическое развитие СССР, Российской Федерации. – Ярославль, 2003. С. 241).

[6] Российская идентичность в социологическом измерении / Рабочая группа ИС РАН //

Институт социологии РАН. URL: http://www. /analytical_report_Ident0.html(дата обращения 18.05.2011).

[7] Коммунитаризм – идеология и движение, выступающее за повышение роли коллективного контроля за общественными процессами, участие общин и местных сообществ в управлении.

[8] См.: Иванова потребления как социальный процесс и способ идентификации: социологическая интерпретация. Саратов, 2004.

[9] Социально-когнитивные науки изучают мыслительную деятельностью в плане обработки в сознании человека информации об общественных институтах и процессах.

[10] См., например: , Бирюков и соборность (). М., 1992.

[11] В поисках национальной идентичности. Философские и политические статьи. Донецк, 1999. С. 49.

[12] О некоторых особенностях «телевизионного мышления» в обществе информационного потребления // Вестник Нижегородского университета им. . 2008. № 6.

[13] Путилова символы и ценности в социальной политике // Государственной управление в ХХI веке: традиции и инновации. М., 2007. С. 443.

[14] Campbell A. The American Voter Converse / A. Campbell, W. Miller, D. Stokes. N. Y., 1960.

[15]Российская идентичность в социологическом измерении / Рабочая группа ИС РАН //

Институт социологии РАН. URL: http://www. /analytical_report_Ident0.html(дата обращения 18.05.2011).

[16] Российская идентичность в социологическом измерении / Рабочая группа ИС РАН //

Институт социологии РАН. URL: http://www. /analytical_report_Ident0.html(дата обращения 18.05.2011).

[17] Мультикультурные общества // Социологическое обозрение. 2001. Том 1. № 1. С. 52.

[18] Качество и успешность государственных политик и управления. ВыпМ.: Научный эксперт, 2011. С. 198.

[19] Ослон населения России. Проект “Георейтинг” // ПОЛИС. 2006. №6.

[20] Дилигенский среднего класса. М.:, 2002.

[21] См.: Малинова политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России // ПОЛИС. 2010. № 2.