Литературный клуб «Нор Серунд»
__________________________________________________
http://www. norserund. org/literary_club
http:///literary_club
Геворг Эмин. Путник Вечности. Эссе.
Путник Вечности
Будь я музыкантом, композитором, я написал бы об Армении величественную симфонию для оркестра, хора и солистов.
Густой голос – голос армянского народа – рассказал бы о себе и своей стране.
Оркестр сопровождал бы его в духе старинных армянских мелодий. А хор, он не просто дополнял бы его – голосами старца, юноши, женщины и ребенка, - хор вопрошал бы его, стараясь полнее постичь смысл сказанного.
Вот из глуби веков, по разбитым от войн и напастей дорога, продираясь сквозь огонь и мечи, направляется к нами путник; он утомлен и изранен, но упорен и стоек. И чем ближе он к нам, тем больше достоинства появляется в его осанке, тем пристойней его вид.
Вопли и стоны резни и изгнания сменяются голосами мирной жизни и труда, а на искореженном пути своем чаще встречает он дома и сады, песни и смех…
- Кто ты, путник? – вопросил бы его из толпы хора старец.
Нет, густой голос не сказал бы, что он - сама Армения, армянский народ. Так было бы неинтересно, и не пристало это сыну народа, насчитывающего многие века истории.
Он пристально вгляделся бы в вопрошающего старца, прислушался к голосам оркестра и хора и сказал бы так:
- Я тот, чьи мучения измерялись десятками столетий, а жизнь – лишь несколькими десятками лет…
Тот, кто веками страдал от войн и истребления и лишь теперь познал сладость мирной жизни.
Та праведная нива, которую веками топтали копыта чужеземных завоевателей, которая полыхала от пожаров и засух. Но горсть моих спасенных зерен донесена до сева грядущего и взошла щедрым урожаем.
Та мудрая и выносливая виноградная лоза, чьи корни доходят до Армани, Айаса и Наири, а ветви и гроздья освещаются солнцем грядущего.
Я тот, кто всегда жил среди смерти, но неподвластен ей.
Я есть сама жизнь, бессмертие.
Что могли сделать мои многочисленные палачи – они могли лишь убивать, а я обладал божественной тайной жизни и долгоденствия…
Их оружием были меч и ятаган, а моим молот и перо. А что самый могучий меч – перед молотом, и самый острый ятаган – против пера?
Палачи мои - как ни много их было – устали убивать и разрушать, а во мне день ото дня, час от часу росла жажда творчества, созидания.
…Так говорил бы густой голос, и слушателям показалось бы, что он им знаком. Но они не узнали бы путника, и молодой голос спросил бы:
- Где твоя страна, путник?
Нет, путник не ответил бы сразу, что страна его – Армения. Так было бы не интересно, и не пристало это сыну страны, насчитывающей многие века истории.
Он пристально вгляделся бы вопрошающего юношу, прислушался к взволнованным голосам оркестра и хора и сказал:
-Страна моя та, что расположена у подножия библейской горы Арарат, на месте мифического рая, но жизнь в ней веками была подобна аду…
Та страна, в которой предметами ввоза были лишь война и голод, преступление и тьма, зверства и насилия, а вывоза – сироты и изгнанники, таланты и свет, добро и свободолюбие.
Страна моя та, где реки веками мутнели от праздности, где сухая земля орошалась потом и кровью сыновей, и лишь теперь отдает человеку накопленную за долгие века сладость.
Та камнеобильная страна, в которой каменный дом был лишь у Христа, и которая не могла возложить надгробные камни даже на могилы самых любимых своих сыновей.
Та возникшая из пламени опаленного тростника страна, что веками страдала от злых огней войн и нашествий и лишь сейчас отогрета добрыми огнями заводов и домен.
Страна древних рукописей и книг, что со своим храбрым войском из тридцати шести букв алфавита веками билась против всех врагов, стремящихся ее ассимилировать, лишить исторической памяти, уничтожить.
Та страна, песня которой, некогда плутавшая в горах, слышна нынче, подобно песне журавля, во всех концах земли…
Так пел бы густой голос в сопровождении скрипок, труб и литавр, ихор, внимая ему, задумался бы: «Может быть, это Армения, армянский народ?»
Но хор не был убеждён в этом, и женский голос вопросил бы:
- Откуда идёшь ты, путник?
Густой голос не ответил бы сразу, откуда идёт он и что видел на своём великом пути. Так было бы неинтересно, и не пристало это народу, насчитывающие долгие века истории.
Путник улыбнулся бы, покачал головой, вгляделся в вопрошавшую женщину и ответил бы под торжественное звучание оркестра и хора:
- Я иду из страны Армани, что упоминается ещё пять тысяч лет назад в исторических источниках – аккадских клинописях.
Из страны Айаса я иду, что завещала называть себя «гай» - армянином…
Иду из страны Наири – непокорной страны бурных рек, из страны Арарат – Урарту, где возводил города-крепости, сажал виноград и высек на камне клинописное свидетельство о рождении Эребуни-Еревана…
Я иду с берегов озера Севан, откуда для пиршества царя Аргишти вылавливал ту князь-рыбу, на чешуйках которой алеют пятна крови моего народа.
Я иду из Тигранакерта, где впервые твёрдо водрузил омываемый волнами трёх морей престол моей государственности: иду из Арташата – этого «армянского Карфагена», где однажды была вынесена на сцену театра отрубленная голова надменного римского полководца Марка Красса.
Из Эчмиадзина иду я – места « явления единородного сына божьего, где вначале пятого века явился и единородный сын моего народа – Месроп Маштоц, впервые на этой земле начертавший армянскими буквами «Айастан» - Армения…
Я иду с Аварайского поля, где 451 году хоть и была раздавлена моя лёгкая кавалерия тяжелыми слонами персов, но откуда персидский царь Азкерт убрался восвояси в страхе перед могучей силой моего жизнелюбия.
Я иду с высоких Сасунских гор, где, потеряв последнюю Надежду и Веру в царя и бога, уповал уже только на Сказку и Чудо, прогнав с моей земли мечом пастуха Давида несметное войско Мсра Мелика.
Где только я не был, какими путями не шел…
От Арташата до Тигранакерта, от Вагаршапата до Двина бился я за свободу с Римом и персами, Византией и арабами, сельджуками и монголами, татарами и турками – во имя сократившейся до пяди моей земли, во имя долгоденствия оставшейся горстки моего народа, во имя мирной жизни и честного труда.
Я иду из престольного града Ани, из племенного и разрушенного Ани, обретшего возрождение в памятниках нового Еревана.
Я иду из омываемой синими волнами Средиземного моря Киликии, где была похоронена моя мечта о независимости.
С высоких и неприступных гор Сюника иду я, где на перекрестке злых вееров хранил неугасимым факел своей государственности.
Я иду из крепости персидского сердара, где впервые побратались армянский меч и русская пушка.
Я иду из спасенных из произвола персидских фарашей сел и городов; из сел и городов, стонущих под игом турецкого «красного султана», где лившаяся вначале тонкими ручьями кровь армян превратилась в потоп, унесший половину моего народа…
Из Тер-Зора и Мескенэ иду я, из Алеппо и Рас-ул-Айна, где меня истязали, но я не умер, где мне перебили хребет, но я вновь выпрямил спину, где меня убили, но я возродился вновь…
Я иду из Муша и Шатаха, с горы Андок и из Вана, из Шапин-Гараисара и Урфы, из Зейтуна и с вершины Мусагоры, из Аджна и Мараша, где народ мой с оружием в руках защищал честь своего дома, а потом, увы, сменив меч на посох, разбрелся по своему свету…
Я иду из Сардарапата, ставшего для меня новым Аварайром, где в 1918 году, истекая кровью, я разбил турецких палачей и отвоевал кусок родной земли для горстки своих сирот и беженцев.
Я иду из рудников Кафана и Алаверди, из железнодорожного депо Александрополя и ереванских садов, где воспрял в борьбе за новую жизнь.
Я иду из ущелья реки Раздан, где впервые забилось электрическое сердце новой Армении; иду с берегов Ширакского канала, горстка воды которого поила молодое деревце моего возрождения.
Я иду со склонов Арагаца, где оседланы синие кони космического излучения, из Бюракана, откуда веду разговор с далёкими светилами, где изучаются неведомые вечные звезды и новорожденные планеты, запущенные в космос нашей рукой.
Я иду из древнего и молодого Еревана, в котором соединились для меня Тигранакерт и Арташат, Двин, Ани и Сис и который стал местом паломничества для всех рассеянных по свету армян-изгнанников.
Выслушает все это толпа хора и исполнится изумления и гордости. «кто же, наконец, этот удивительный путник?» -
- Неужели у тебя нет имени? Как зовут тебя путник?
Но путник не назовет себя сразу. Так было бы неинтересно, и не пристало это народу, насчитывающему долгие века истории.
Он внимательно посмотрит на задавшее вопрос дитя, прислушается к трубам, скрипкам, литаврам и цимбалам, припомнит всю свою жизнь, свой путь и скажет:
- Мое имя? Но разве одно у меня имя? Может ли быть у меня лишь одно имя, когда жил я во все века, во всех концах этой земли, был землепашцем и князем, фанатиком и еретиком, полководцем и каменотесом, зодчим и историком, живописцем и поэтом…
Меня зовут Айк. Я богатырь Айк, я предпочел покинуть плодородные земли и поселиться на голых скалах, лишь бы обрести самовластие, освободиться от ига тирана Бэла-Ваала. Я завещал мой свободолюбивый дух своей стране и нарек ее своим именем – Айк, Айастан.
Меня зовут Ара, я божество пробуждения и весны, умирающей и возрождающейся природы, символ умирающего и вечно обретающего возрождение моего народа, царь Ара, нареченный Прекрасным за свою жизнь и свою смерть – ради чести родины и супруги Нвард.
Я Тигран, Тигран Великий, самый могучий меч земли армянской, чей жестокий рок оказался, увы, семижды сильнее моего меча.
Я Месроп Маштоц. Родина моя была разодрана на части коварной Византией и надменной Персией, ее не спас бы меч Тиграна Великого, ни крест Григория Просветителя – пока мы не запечатлели свое имя на этой земле армянскими письменами. Я завещаю вам тридцать шесть букв и стойкую страну, которая будет существовать пока звучат эти буквы.
Я военачальник Вардан – Храбрый Вардан. Я «смертию смерть попрал»: своей смертью – смерть моего народа, обернувшись духом мужества и песней в его сердце.
Я историк Мовсес Хоренаци. Это я направил в твердое русло реку армянской истории, чтобы вечно текла она и орошала наш маленький виноградник.
Давид Анахт я – Давид Непобедимый, трисмегист /трижды великий/, первый армянский философ, который по-армянски вступил в спор с Аристотелем и Порфирием, заложив основы и обозначив границы армянской философии.
Я Анания Ширакаци.
Это я впервые начертал и показал моему народу карту мира и место Армении на этой карте /»Указатель мира»/.
Меня зовут Трдат, Манвел, Овнан, Момик. Я зодчий, создатель великолепных памятников в камне. Как бы ни были они величавы и крепки, могли ли остаться в целости и сохранности мои Гарни и Звартноц, Ахтамар и Текор, когда земля эта непрестанно содрогалась под копытами вражеских камней? Но даже разрушенные, эти памятники – каменная подпись нашего народа на этой земле, каменная печать, которую невозможно стереть с лица земли.
Я Давид Сасунци – вышедший из сказки, я более реален, чем все подлинные герои нашей истории. На меня уповал народ, когда переполнилась чаша его терпения… Я одним прыжком своего волшебного коня Куркика Джалали перескочил из девятого века с Сасунских гор в новое время и опустился у врат Еревана.
Я Смбат, еретик Смбат Зарехаванци. Когда бог обернулся лишь религией, а вера – церковью, это я поднял меч против креста, ставшего лишь крестом распятья для терпящего иисусовы муки армянского крестианства. Это я сбросил с высокой Татевской скалы чашу со святым миром – грохот этот долетел до Болгарии и до кельи Мартина Лютера, и поныне отдается он в крепости Цура и в сердце народом.
Григор Нарекаци я, поэт, извергнутый армянскими горами мощный вулкан, рокот которого сотрясает столетья… Я познал самые высокие небесные сферы и самые глубокие бездны человеческого духа и постиг, что человек сотворил бога, а не бог человека, хотя человек и трепещет перед его могуществом…
Меня зовут Фрик. Это я написал «Жалобу» - и на бога, и на освещенный его именем мир, в котором существует господин и слуга, невольник и раб… Иноки бродили по монастырям, чтобы втайне прочесть мою «Жалобу», и переписчики, побеждая страх, записывали мои строк на полях «Избранных речей».
Я Галдзах – строитель, высекший в скале храм Гегард. Брошенный в каменный мешок в пещерах у реки Азат, я резцом разрушил скалу рабства и создал чудо из камня. Тяжелее скал были мои муки и страдания, и слезы мои могли бы заполнить озеро в храме.
Я врач Мхитар Гераци. Бродя по разрушенным войной и грабежом городам и весям моей земли, я боролся с мором, косившим мой народ. Я первый написал на понятном народу языке книгу «Утешение в лихорадках», наделявшую врачей утешением знания, а больных – утешением исцеления…
Я – целое созвездие светских поэтов, осветившее мрак средневековья, воспевшее вместо распятья зеленое древо жизни, вместо ладана и паникадила – аромат весенних цветов и пирушки на траве…
Я тот писец, молодой или старый, что в тесной монастырской келье, при слабом свете свечи годами переписывал рукописи и оставил в них памятные записи о моем жестоком времени… «Рука моя уйдет, но письмена останутся», - утешал я себя в трудные дни. И хотя рука моя обратилась в прах, письмена остались и дошли до Матенадарана – хранилища древних рукописей нового Еревана.
Я Торос Рослин, Церун Цахкох, Саркис Пицак и тот безвестный миниатюрист, что, бродя по горам и долинам армянской земли, собирали по крупице кошениль и золото, небесную синь и зелень полей и переносили все это в рукописи, ввергая в изумление грядущие поколения. Вглядитесь пристально в лики изображенных нами христов и богородиц – в них запечатлены образы мучеников наших дней и наша тайная любовь…
Я Нерсес Шнорали. Я оплакивал падение Едесии арабскими повторяющимися рифмами – и с армянской, увы, бесконечной скорбью в сердце о разрушении Ани…
Я Наапет Кучак, по-армянски слагал я свои песни о белогрудой молодице и ее возлюбленном – страннике. Всего по восемь строк было в двух строфах моих «айренов», но эти маленькие «тун» служили пристанищем для многих изгнанников моего народа, а мои «Антуни» утешали всех бездомных.
Я Исраел Ори, поведавший Петербургу о непокоренной душе Карабаха, и Овсеп Эмин я, вложивший в руки армянского народа вместо креста меч борьбы за свободу.
Саят-Нова я, поэт и музыкант. Четырьмя языками владел я: армянским, грузинским, персидским и азербайджанским и славил на этих языках мир и мою возлюбленную
И еще одним языком владел я - бессмертным языком песни, с которым я есмь и пребуду в веках.
Имя мое Хачатур Абовян. С вершины горы Арарат я увидел мрак над моей землей и едва занимающийся новый свет. В этом мраке я пропал без следа – чтобы не исчезло с лица земли племя храброго Агаси, героя моего романа «Раны Армении».
Я Микаэл Налбандян. Это я проповедовал свободу даже в тюрьмах, ибо свобода – единственная религия, которую стоит исповедовать и за которую стоит умереть.
Я Раффи – писатель и пророк для моих братьев, стонущих под игом турецких султанов. Из высеченных мной «Искр» возгорелось то пламя национально-освободительной борьбы, которое, увы, было погашено потоками крови моего народа в дни геноцида.
Композитор Комитас я, вечный звонарь храма армянской песни. Я очистил ручей армянской песни от чуждых ему мути и ила и сделал его звонкое журчание доступным слуху всего мира.
Я Сиаманто, и я – Даниел Варужан. Я пел армянские «Языческие песни» и «Песню хлеба», я пел об ужасах резни и о горстке пепла, оставшейся от родного очага. И хотя я погиб от руки турецких палачей, но перед смертью услышал дошедшие до моей земли и моего народа «Красные вести».
Я полководец Андраник – дух отмщения моего веками страдавшего народа. Орлом парил я над армянскими горами. И хотя в тоске и безнадежности покинул я родную землю, меч мой остался на ней, и даже блеск его наводит страх на ее врагов.
Я Степан Шаумян. Факелом, зажженным от костра революции, осветил я Баку и Закавказье. Перед самым расстрелом, в безводной пустыне Ахча-Кума, мне послышалось журчание вод первых каналов Возрожденной Армении.
Ованес Туманян я, певец высоких Лорийских гор и бездны армянского горя. Не я это писал – это писали армянские горы и ущелья, писал моей рукой о своем движущемся сквозь время караване, несущем неисчерпаемые сокровища из глуби веков.
Я поэт Ваган Терьян, певец большого города, осени и грусти. Путь моей жизни и моих песен похож был на аллею в печальном осеннем листопаде – которая привела меня, однако, к ясной заре, к прославлению алого стяга Октября.
Я Егише Чаренц, буреподобный Нарекаци революции. Это я восславил борющиеся за Октябрь босые и нагие «неистовые толпы»… Я уловил в топоте их шествия радиосигналы грядущих космических кораблей…
Я Александр Таманян, счастливейший из зодчих, которому довелось жить в стране, где строит весь народ. Это я воплотил в проекте вековую мечту моего народа-строителя – новый Ереван, подобно которого не было у него в течение всей его истории.
Я Аветик Исаакян. Я любил свою родную землю, свой Арагац и Манташ, свой Масис и Севан. Но земля моя не была для меня обетованной родиной – прекрасны были ее горы и ущелья, но сыновья ее захлебывались в море крови…
С караваном Абу-Лала-Маари долго скитался я по чужим берегам, тоскуя по родине, пока колокола ее возрождения не позвали меня домой, и я обрел вечный покой на родной земле.
Меня зовут Мартирос Сарьян. По крупицам собранные в средние века кошениль и золото, синева и зелень достались мне. Я тот, кто на живописной карте мира твердо и незыблемо обозначил место моей Армении.
Я Ваграм Папазян. На каких только сценах мира ни безумствовал мой Отелло… Однако на всех этих сценах я мечтал только о нашей. Я безжалостно душил чужих дездемон в страстной мечте заключить в объятия армянскую Дездемону на армянской сцене…
Я маршал Баграмян, и я – адмирал Исаков, которого породила сухая каменистая земля Армении. В страшные дни геноцида, когда народ наш погибал в море крови, - кто протянул ему руку помощи и кто мог это сделать? А вчера, в дни Отечественной войны, разве сыновья Армении не встали рядом с другими народами, чтобы спасти распятую на фашистской свастике Европу…
Я Арам Хачатурян. Обратив в могучую симфонию простые и чистые мелодии моего народа, я заставил их звучать по всему миру.
Я тот крестьянин, что взрастил виноградную лозу, ровесницу моего народа. Вино ее горько, как наше прошлое, и сладостно, как мечта о грядущем.
Я молодой армянский рабочий и специалист – отзывы от изготовленных моими руками точных приборах сегодня поступают к нам не только из далеких стран, но и… из космических сфер.
Я тот изгнанник, что строил и покидал свой дом во всех странах мира, и лишь здесь, у подножия Арарата, возвел свой подлинный очаг.
Тот армянин-скиталец, которого страдания научили тайне стойкости и верности родной земле. Сегодня я еще изгнанник, а завтра – гражданин Армении…
Я тот ученый, что обуздал электрон, выжал свет из атома и сумел сплести нежные шелковые нити из грубых камней.
Я тот восторженный юный поэт, что сегодня написал первые стихи о родине.
Тот ученик, к которому сегодня, после шестнадцативекового странствия впервые дошли созданные Месропом Маштоцем армянские буквы.
Тот ребенок, что только появился на свет в одном из родильных домов Армении и еще не знает: все, что было до него, существовало для него, и он – наследник и продолжатель всего этого…
Так скажет густой голос. Воодушевленный его словами, оркестр зазвучит еще мощнее. И когда все в один голо спросят его:
- Кто же ты, наконец, путник?
Он голосом, исполненным мощи всей тысячелетней истории, ответит:
- Я Армения, я армянский народ, Путник Вечности, пришедший из глуби веков и идущий в грядущие века, чья песня не имеет конца, пока жив хоть один армянин на этой земле, под этим вечным солнцем.
Перевод с армянского
